Меч Лета

– Ты с Хэртом под этим спрятаться собираешься? – указал я на ее зеленый платок. Великанская кровь ей, что ли, со страху бросилась в голову и временно помутила разум? – Да тебя, Сэм, даже одну не укроет этот кусочек шелка. Рататоск тебя мигом узреет.

Сэм встряхнула платок, и он вдруг увеличился до размера простыни, а зелень его пошла переливчатым светом, пока не слилась по тону с кочкой лишайника.

– Видишь? Все правильно, – просигнализировал мне руками Хэрт. – Уходите.

Сэм, устроившись рядом с ним, набросила сверху хиджаб, и они просто слились с лишайником.

– Сейчас или никогда, Магнус, – дернул решительно меня за руку Блитцен и указал выразительным взглядом на нижнюю ветку.

Дупло значительно сузилось и было готово вот-вот закрыться.

Листва над нашими головами зашуршала, и сквозь нее продрался Рататоск.

Вам когда-нибудь приходилось видеть танк «Шерман»? Тогда представьте себе на минуту, что он оброс густой рыжей шерстью и несется на полной скорости вниз по стволу необъемного дерева. Но даже это было бы менее жутко, чем Рататоск. Зубы его белели, как воплощенный ужас, когти на лапах смахивали на острейшие ятаганы, а желтые, цвета серы, глаза горели от ярости.

От его оглушительного боевого клика мои барабанные перепонки едва не лопались, а в мозг устремились потоком, вытесняя все остальные мысли, отвратительные оскорбления:

Ты проиграл.

Никто не любит тебя.

Ты мертвец.

Шлем у твоего гнома дурацкий.

Ты не смог спасти маму.

Я упал на колени. Дыхание перехватило. Горло сжалось от спазма. Возможно, я прямо там, на месте, и умер бы, но верный мой Блитцен, собравшись из всех своих гномичьих сил, поднял меня рывком на ноги и влепил звонкую пощечину.

Сбитый с толку и оглушенный, я не слышал его, но смог прочесть по губам:

– Прямо сейчас, сынок.

И, вцепившись мне в руку своими твердыми мозолистыми пальцами, он спрыгнул с ветки, увлекая меня за собой в бушующий ветер.

Глава XXXVIII Я теряю самообладание в Фолькванге

Я стоял на залитом солнцем лугу, совершенно не понимая, как нас туда занесло.

Вдали тянулись гряды зеленых холмов, покрытых яркими полевыми цветами. Ветерок нес запах лаванды. Свет был мягкий, теплый, густой, как свежее сливочное масло.

Мысли мои шевелились с трудом и вяло. Свет… Солнечный свет опасен для гномов… Я ведь, кажется, путешествовал с гномом. Он влепил мне пощечину и спас жизнь…

Ну да. Блитц.

Он стоял слева от меня с непокрытой головой, держа свой шлем с вуалью под мышкой.

– Блитц, здесь светло, – испугался я, что он сейчас превратится в камень.

Он повернулся. Лицо его было мрачно, взгляд блуждал в каких-то неясных далях.

– Все в порядке, сынок, – глухо произнес он. – Это не солнечный свет. Мы ведь уже не в Мидгарде.

Слова его до меня доходили словно сквозь слой пергамента, потому что от жуткого лая этой проклятой белки мужского пола в ушах трещало и булькало, а в голове по-прежнему колотились мерзкие мысли.

– Рататоск… – было начал я, но продолжить не смог. Стоило мне произнести вслух его имя, как захотелось забиться куда-нибудь в темный угол и там свернуться калачиком.

– Ну да, – понимающе кивнул Блитц. – Его лай гораздо страшней, чем его укусы. Белка… – Он, опустив глаза, начал часто-часто моргать. – Самое разрушительное существо на Мировом Дереве. Носится взад-вперед по стволу и передает оскорбления от орла, который живет на самой вершине, дракону Нидхёггу, который живет в корнях дерева, и обратно.

Я прислушался. Со стороны холмов доносилась негромкая музыка, если это только были не глюки в моих контуженных лаем ушах.

– А зачем это нужно белке?

– Он изо всех сил старается как можно больше навредить дереву, – принялся объяснять мне Блитц. – Вот и поддерживает постоянно ярость в орле и драконе. Врет им. Несет друг про друга всякие мерзости. Дракон, впав в злобу и раздражение, жует и раздирает когтями корни Мирового Дерева, чтобы его уничтожить. А взмахи орлиных крыльев сеют смерчи и ураганы, от которых ломаются ветви дерева и происходят кошмарные разрушения во всех Девяти Мирах. Рататоск не жалеет сил, чтобы ярость обоих животных не проходила. Вот они постоянно и соревнуются, кто скорее погубит свою часть Иггдрасиля.

– Безумие! – ужаснулся я. – Рататоск ведь и сам живет на нем.

Блитц со скорбной гримасой развел руками.

– Мы все обитаем на нем, сынок. Но ведь и среди людей находятся разрушители. Их просто снедает жажда превратить мир в руины, а ведь они и сами могут погибнуть вместе с тысячами и миллионами остальных.

В моей голове барабанной дробью билась зловредная болтовня проклятой белки мужского пола.

«Я проиграл! Я не смог спасти маму!» – перекореживало мне мозги.

Зловредная тварь расчетливо била по самым болезненным точкам, повергая в отчаяние и лишая способности соображать. Я вполне мог представить себе, до какой ярости и жажды мести доводил Рататоск своим гавканьем орла и дракона.

– Но ты-то как смог сохранить ясный ум? – удивился я Блитцу. – Он же тебе, наверное, тоже что-то нагавкал.