Меч Михаила

Сидя часами в чужой квартире, в окружении иных настроений и запахов, Дима как будто плывет сквозь какой-то, одному ему показанный фильм, одновременно сам играя в нем роль, но все же сознавая, что это всего лишь кино. Квартира однокомнатная, но с «видом»: приличный метраж и удачная планировка тянут на выгодный обмен, и Соня дает частные уроки и берет бессовестно дорого. Усадив штук десять платежеспособных за выдвинутый на середину кухни столо, Соня гонит их сквозь колючую проволоку не поддающихся никакой гармонизации головоломок, жирно черкая в нотных тетрадях и ставя сбоку единственно правильное, восхитительное в своей находчивости решение, тем самым давая недоучкам понять, что рассудок и есть скрытая суть музыки, ее начало и победный конец. И недоучки, все как один, лезут в музыковеды, не ведая при этом ни о каком посредничестве ангелов, орошающих не замусоренный рассудком слух отсветом небесных гармоний… Вот бы кто-то сказал это Соне! Изничтожила бы одним пронзительным прищуром ироничных, смешливых карих глаз. Чтобы кто-то позволил себе сомневаться в единственности этой, всецело материальной, реальности! Ведь зародись у кого-то такие сомнения, не осталось бы никакого доверия к рассудительной, авторитетной интеллигентности, с ее уверенной претензией учить всех, при этом не отвечая за последствия обучения: каждый предпочел бы учиться у самого себя. У своей, может быть, ангельской наивности. А уж свести вместе большие массы людей и дать им одно общее задание и подавно стало бы невозможно. Страшно представить себе, что могло бы тогда объединить людей. Не каждого ли в отдельности возвышение до собственной, выше головы сияющей короны? Но пока рано об этом беспокоиться, и много еще власти у образования, перемножающего рассудок и инстинкты. Ни шагу прочь от материи!.. ближе к земле!.. к навозу!.. Чтоб никакие небесные сферы, с их неотступно звучащей пифагорейской музыкой, не смогли уже дозваться до твоего счастливо механизированного, общего со всеми остальными разложения. Вот оно, завидное будущее счастливых сониных детей!

Кроме балалайки, выдаваемой Диме ежедневно на полтора часа, развлечением для него стала возня с двухлетним Женей, и Соня, зорко следя за своим, находит между мальчиками сходство. Оно состоит в неуступчивости друг другу. И ей любопытно: уступит ли неуступчивость неуступчивому? Вопрос прямо-таки исторический, обращенный к прирожденной, если не сказать, порочной, революционности евреев: приспособляйся и гнись, чтобы гнуть свое. Оба пока еще малы, но уже и сейчас видно: эти в жизни потянут. Обоим дано свергнуть и изничтожить, а если не получается, то хотя бы опошлить то, к чему сами они так вожделеют. Соня ведет их обоих на прогулку, сажает в песочницу, смотрит. Рассыпанные по песку пирожковые формочки, воткнутые в расползшиеся пирамиды совки, увязшие по самый кузов самосвалы. И как ее двухлетний Женя на полубратца своего смотрит! Ну прямо как взрослый, со смыслом, словно сейчас что-то важное скажет, хотя говорить только еще учится. Сидит на корточках, смотрит исподлобья, и… внезапно швыряет горсть песка прямо Диме в глаза! И метко, попал. И сам же первый начинает реветь, словно это его самого смертельно обидели, а Дима непонимающе трет глаза, отплевывается. Но ничего, стерпел, надо бы его умыть. Идут обратно, надувшись.

Дима бренчит уже на балалайке «Светит месяц», и скоро ему уже садиться за кухонный теоретический стол и вместе с остальными истреблять последние атаки детской фантазии ради победы взрослого рассудка, играющего с мертвым в живое. Но с тетей Соней что-то стало не так, то ли она устала, то ли какая-то у нее болезнь, и вот уже и папа не тот, ходит все время злой и бьет Диму по руке за фальшивые ноты. Спросить у Женьки? Тот догоняет уже ростом Диму, жрет целыми днями сосиски с булкой, и морда толстая, красная, в веснушках, под густым ежиком рыжих волос. Посмотришь ему в глаза, и сразу почувствуешь себя в чем-то виноватым, поэтому Дима и не смотрит. Не раз уже было так, что хотелось смазать Женьке по морде, но, с другой стороны, другого-то брата нет, а иметь кого-то на подмогу надо. Это Дима понял рано: только вместе с другими ты сам что-то можешь значить. И хотя папа из дома сбежал, но ведь и тетю Соню иметь полезно, она не злая и часто угощает печеньем.