Меч Михаила

– Ты хочешь сказать…

– Да, это война, теперь уже гражданская. Если, конечно, найдутся среди нас воины, ну хотя бы один…

Оба долго молчат. И поезд несется дальше, рассекая в темноте сырой ноябрьский воздух и посылая время от времени в немое пространство протяжные, тревожные гудки. Эта странная музыка улетающего в прошлое будущего: тут нет никакой середины, есть только протяженность, без времени, без конца… Время, оно же твоя душевность. Твоя забота о другом, которому тоже есть до тебя дело.

– … такой, за которым никто не пойдет, – продолжает Ева, – и он поэтому должен все сделать сам… Когда ты делаешь что-то сам, исходя из своей и только своей сути, не ожидая ни от кого помощи или поддержки, к тебе начинает присматриваться… – тут Ева приподнимается с подушки, смотрит в упор на Ваню, – … с тобой хочет иметь дело Народная душа! И если говорить о нас, германцах, то это как раз Один. И это, заметь, не ангел, тонко вникающий во все оттенки человеческих чувств, это – архангел, и Его интересуют исключительно мысли, идеи. Ему неважно, льется кровь или нет, но важна устремленность одной и только одной персоны, и весь народ для Него – море светящихся точек, среди которых есть ведь и звезды…

– Ты хочешь сказать, что Народная душа… бесчувственна?

– По сути, да. Люди страдают, гибнут, суетятся, но разве становятся они от этого понятливее? Ведь первый к понятливости шаг, это как раз отказ от всех симпатий и антипатий. И если кто-то оказывается к этому готов, любя, как Ницше любил Вечность, одну только истину, тогда он годится для помощи своему народу: тогда на его стороне Народный архангел. Другое дело, как к этому отнесутся люди: с ненавистью, презрением, страхом…

– Стало быть, большинство из нас работают против своей же Народной души?

– Почти все. Поэтому и стала возможным американизация Европы. А ведь мы, европейцы, мы не совсем «запад», мы, начиная с тамплиеров, еще и «восток»…

22

Герт Дюк рванул, не раздумывая, к своему давнишнему другу, Торгейру Фоссу, живущему в заброшенной лесной усадьбе в ста километрах от Осло. Тишина, безлюдье, природа. Тут наконец ты приходишь к довольству малым, чему никто в мире не завидует. Заросший дикой малиной пустырь, пара ветхих сараев, сложенная из валунов изгородь. Торгейр живет здесь бесплатно, только косит траву перед домом и следит, чтобы не было пожара. Он долго мотался с места на место и везде оказывался не ко двору, стоило ему только заговорить о политике. А говорить ему хотелось именно об этом: вставайте, люди нордические! Правда, он не уточнял, что вставать придется на смертный бой, но кому надо, тот и сам догадается. Оно ведь и так умирать, признавая своим соотечественником пакистанца и сомалийца, гуляя на сезонных гей-парадах и регулярно прививаясь от всего… вот и нет больше в мире никаких норвежцев. Четыре миллиона обреченных. Не сопротивляющихся. Разумных.

Торгейру некогда уже сомневаться, он ведь старик, и это его желание можно считать последним: выгнать из дома незваных гостей.

Новорожденных, беременных и просто черных. Включая пакистанского министра культуры и гаитянского министра образования. Но для начала надо покончить с демократическими привычками, от имени которых расторопный интернационал подгоняет к африканскому берегу большие белоснежные корабли: садись, кто хочет, поедем бесплатно в Европу! Затопчем ее, заплюем, загадим. Эта, все еще грезящая об арийском солнце, Европа.

Торгейр Фосс потратил лет двадцать, чтобы прийти в себя: мотался по Европе, смотрел, думал. И как-то в поезде, между Германией и Ютландией, к нему подсел на вид совсем уже никудышный старикашка, и заметил так, между прочим: «Если не ты, то никто». То есть, скорее всего, никто. Иссякла, прогорела насквозь вечно юная, в духе, германская душа… но вот уже снова поднимается она из пепла, неистребимая птица-Феникс, эта твоя к самому себе воля. Пора уже тебе об этом знать: ты в своем Я превзойдешь Солнце.

Старик ехал куда-то умирать, так и не назвав адрес кладбища, и Торгейр подумал тогда, что это он сам, безадресный и случайный, колесит из города в город в поисках смерти… вот так все и кончается. Так просто и скучно. Знали бы об этом викинги, стали бы они обзаводиться потомством? К ним-то и надо протолкаться сегодня за советом… надо вернуть их сюда! Спалим, ребята, весь этот интернационал!