Меч Мира

Если до достижения самофинансирования нужна какая-то основная организация-спонсор, я думаю, что эту роль лучше всего сыграл бы Советский Фонд культуры, благородная деятельность которого широко известна во всем мире. Фонд имени Рериха позволил бы выйти в международном плане на самые широкие круги интеллигенции, как правило, сторонящиеся контактов с советскими обществами дружбы. С помощью деловых кругов Фонд смог бы осуществить идею создания на территории Москвы или Подмосковья международного города мира. Из средств, полученных от тех же деловых кругов, и в тесной связи с идеей города мира Фонд имени Рериха мог бы выделить определенную сумму на присуждаемую ежегодно или раз в два года Международную премию и медаль имени Н.К.Рериха за культурную деятельность во благо мира.

Таким образом, Фонд имени Рериха и обеспечиваемый им Центр-Музей смогли бы содействовать решению важнейших задач как внутри страны, так и в международном плане. Это явилось бы толчком для других стран и закрепило бы за Советским Союзом роль первооткрывателя нового вселенского мышления.

Мне представляется это чрезвычайно важным и не терпящим отлагательства. Что касается Ваших вопросов об Институте “Урусвати”, я думаю, что к ним следует обратиться на более позднем этапе, после создания в Москве Центрального музея. Сейчас главное и неотложное – это создание Центра.

В перспективе мне видится, что Институт “Урусвати”, где, как Вам известно, в полном порядке сохраняются уникальные коллекции, может стать индийским филиалом Центра-Музея на правах совместного советско-индийского учреждения.

Конечно, окончательное решение вопроса потребует разработки многих юридических вопросов, а также приезда для приемки коллекций группы специалистов (орнитолога, зоолога, ботаника, а также, вероятно, археолога и фольклориста), но все это вполне разрешимо. Конструктивно мы сможем подойти к этому делу только тогда, когда Центр-Музей и Фонд имени Рериха развернут свою работу в Москве»[6].

Письмо-статья называлось «Медлить нельзя!», и оно было опубликовано в газете «Советская культура». Как видно из письма, речь шла о передаче наследия Рерихов в Россию. Среди ряда интересной информации был фрагмент, касающийся меня. Святослав Николаевич предлагал сделать наследие главным содержанием музея, назначив меня его директором.

«Вы спрашивали мое мнение о возможном руководителе Центра. Я со своей стороны не вижу лучшей кандидатуры, чем Людмила Васильевна Шапошникова, индолог и писатель, человек деловой, давно занимающийся этими проблемами и мне лично давно и хорошо известный»[7].

Прочтя этот текст, я ахнула и немедленно пошла звонить Святославу Николаевичу. Смысл моего разговора заключался в том, что, будучи востоковедом и занимаясь Индией, я совершенно не имела опыта в музееведении и по этой причине не могла принять предложение моего Учителя. На все это Святослав Николаевич сказал следующее:

– Дорогая Людмила Васильевна, я много за Вами наблюдал, и теперь, хотите верьте, хотите нет, нет никого, кроме Вас, на пост директора Музея имени моего отца.

– Дорогой Святослав Николаевич, – ответила я на его короткую речь. – Я готова писать книги об Индии и разъяснять нашим людям ее сложную философию, но что касается музея, я здесь абсолютный профан.

Святослав Николаевич замолчал.

– Я готова в таком деле помогать, чем потребуется, но музей не входит в мою компетенцию, – добавила я.

Святослав Николаевич ответил:

– Я Вам дам две недели на раздумье. Надеюсь, что Вы сможете удовлетворить мою просьбу.

Я мучилась две недели и не видела себя директором музея. Наступил последний день данного мне срока. Я осталась при своем мнении. Нельзя назначать директором сложнейшего музея безграмотного в этом отношении человека. Все это я изложила Святославу Николаевичу. Он долго молчал, как будто обдумывал сложнейшую проблему (в действительности это так и было), потом откашлялся и произнес такие слова:

– Хорошо, пусть будет так, но запомните: я передам наследие в Россию только через Ваши руки. Вы меня поняли?

Конечно, я поняла и даже облегченно вздохнула.

– Хорошо, пусть будет так, – повторил он. – Но разрешите мне выбрать другую страну и отдать ей драгоценное наследие моих родителей.

Теперь замолчала я.

Молчание мое было тяжелым и нехорошим. Теперь я понимала, что буду виновата в отсутствии в России наследия Рерихов. Нет, этого допустить нельзя.

– Ну как? – раздался в трубке голос Святослава Николаевича. – Что Вы скажете?

– Я стану директором Музея, но Вы будете виноваты, если я что-нибудь натворю.

В трубке раздался смешок, и голос Святослава Николаевича произнес:

– Все будет в порядке. Мы вместе с Вами разберемся во всем.

Я пришла домой, вернее, приползла. Отец увидел меня и спросил:

– Что-нибудь случилось?

– Да, – сказала я, – меня назначили директором музея.

– Да ты что? – удивился он. – Почему в такой печали? Ведь музей – это очень интересно.

– Зря, – сказала я отцу, – что я не порекомендовала тебя на этот пост.

– Но я же самолетостроитель.

– А я востоковед. Понял или еще нет?

Отец все быстро понял и больше ко мне не приставал.