Меч, подобный распятью

– Я пойду, а ты останешься и подождешь, пока я вернусь… – заплетающимся языком вымолвил Картофил. – Так Он сказал мне тогда… и с тех пор я жду… так что тебе нужно?

Ричард растерянно протянул Иосифу рваный сапог и без особой надежды сказал, что хотел починить его.

– Хорошо, – ответил мастер, – приходи за ним завтра. Я починю сапог.

В недоумении Дик ушел. Старик произвел на него впечатление сумасшедшего. Впрочем, подумал рыцарь, чего не скажет человек спьяна.

На другой день Ричард вновь отправился к Картофилу. Из-за приоткрытой двери мастерской доносилось сухое покашливание и звуки маленького молоточка, какими работают сапожники. Крестоносец поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Молоточек стих, но никто не ответил, и Дик без приглашения вошел внутрь. Там было пыльно, на полу беспорядочно валялись вещи, в комнате имелось только одно окно, но света хватало. В дальнем углу возле верстака стоял невысокий человек и вырезал из войлока стельки.

Увидев Ричарда, он прервал работу и подошел к нему. Иосиф не сразу смог вспомнить Дика.

– Приветствую тебя, – сказал он, – что ты ищешь в скромной мастерской убогого сына Израиля?

– Старик, – ответил Дик, протягивая ему монету, – я принес тебе плату и хочу забрать свой сапог…

Теперь еврей-сапожник узнал клиента.

– Золотой… – проговорил он, пробуя монету на зуб. Картофил положил плату в карман и, взглянув в окно, окинул улицу взглядом.

– Снова Акра христианская… – ни с того ни с сего вымолвил он. – Возможно, скоро вы вновь возьмете Иерусалим… Так ведь, крестоносец?..

Иосиф стал тереть глаза, будто они слезятся.

– Как же давно все это было… – вдруг пробормотал он себе под нос.

– Что было давно? – не понял Дик.

– Много чего было, – рассеянно ответил Иосиф. – Первый крестовый поход, освобождение твоими предшественниками Священного города, а еще раньше, – вдруг горячо зашептал старик, – в Палестине правил римский наместник Понтий Пилат. Тогда в Европе не было королей, а Мухаммед еще даже и не родился…

– О чем ты? – растерялся рыцарь.

– Говорю, было время, когда на земле еще не существовало ислама и христианства, давно это было – только и всего… – ответил Картофил и сменил тему. Он стал болтать о политике, о ценах на зерно и кожу. Иосиф многое знал и о многом слышал и все это был, кажется, рад рассказать. Сегодня трезвым он показался Ричарду вполне вменяемым.

– Да, юноша, чуть не забыл, – сказал он, прощаясь, – вот твой сапог. Забирай и носи на здоровье. И не обращай внимания на то, что я иногда говорю, особенно когда выпью.

Поблагодарив сапожника, Ричард отправился к Фатиме. Она ждала его на крепостной стене и смотрела вдаль, в ту сторону, где за горизонтом находился Иерусалим. Поднявшись на стену, Дик стал рядом с ней. Фатима грустила. Девушка знала, что скоро крестоносцы продолжат поход и Ричарду придется покинуть ее. Может быть, навсегда. Эта мысль разрывала ей сердце. До встречи с Диком она никогда не любила и вряд ли полюбит еще. Ей хотелось сказать об этом ему, но разве передашь такое через Бэртона, а арабского Ричард не знал…

***

Спустя несколько дней поздним вечером Ричард шел по одной из улиц, а впереди него понуро брел пьяный и шатался, словно высокое дерево в бурю. Хмельной опирался на стены домов, но ноги его все равно не слушались, и беднягу заносило то в одну, то в другую сторону. Тем не менее пока ему удавалось сохранять равновесие. Однако Дик понимал, что это не сможет продолжаться долго, и, проходя мимо очередной лужи, пьяный упал в нее. Он лежал равнодушно и бесчувственно, не шевелясь и не пытаясь подняться. Ричарду стало жаль человека, который, как ему показалось, был уже не молод и не богат. Вытащив пьяного, Дик положил его у обочины и вдруг увидел, что перед ним Картофил.

Старый сапожник смотрел на Ричарда мутным взором. Его красные от хмеля глаза остекленели и слезились. Он с трудом приподнялся на локте и попытался протянуть рыцарю руку.

– Это ты, сынок? – заплетающимся языком проговорил Иосиф. – Отведи меня домой, я так устал…

Ричарду не хотелось с ним возиться, но бросить старика на улице ему не позволила совесть. Дик поднял Картофила с земли и, кое-как поставив, повел, поддерживая, к его мастерской.

Иосиф с трудом переставлял ноги. Временами он начинал бессвязно бормотать.

– Как вовремя ты появился, сынок, – еле выговаривал сапожник, – я никогда, слышишь, никогда не дошел бы сам…

– Полно тебе, старик, – произнес Дик, – я не твой сын, я Ричард Корнелий, крестоносец из Йорка.

– Что ты говоришь, сынок? Ты крестился? Да ведь и мне пришлось уверовать в Христа…

– Старик, говорю тебе, я не твой сын, – повторил Ричард.

Иосиф остановился и вгляделся в лицо Дика. Даже сквозь хмель он осознал, что ошибся.

– И правда… – с пьяной грустью произнес Картофил, – ты не похож на моего сына, только роста примерно одинакового… да и сын-то у меня был лет девятьсот назад…

Крестоносец не придал значения его словам, сочтя их очередным пьяным бредом. Он уже почти волоком тащил Иосифа, который больше не мог идти.

– Если ты не мой сын, – снова заговорил мастер, – почему ты не бросил меня в той луже?