Меч Руса. Волхв

– Ты все слышал, великий волхв, – лицо боярина теперь было мрачным и больше не светилось улыбкой радушия, когда он вновь заговорил с Велегастом. – Теперь только ты можешь решить, когда тебе лучше говорить с князем: сейчас же, когда он опечален и, может быть, даже зол, или завтра, когда утро переменит его настроение. Выбирай, великий волхв, какое солнце благоволит тебе: солнце утра или солнце заката. Согласно древнему обычаю половина окон княжеских палат обращена на запад, а половина на восток, и каждый, кто идет к князю, волен сам выбрать свою судьбу.

«Великий волхв, великий волхв». – Велегаст проговорил эти слова про себя несколько раз, прислушиваясь к их звучанию.

Ну, конечно же, решил он с облегчением, когда боярин начал говорить и осекся на словах «и тебе вел…», так это он хотел сказать «и тебе, великий волхв», но почему-то передумал. Напрасно я его подозревал. От него исходит совсем другая сила, не сила человека, знакомого с тайнами волхвов, а просто сила человека, облеченного властью.

– Я вручаю свою жизнь и судьбу свою Вечернему Свету, – сказал Велегаст, подумав почему-то, что утреннего солнца он может и не увидеть.

Почему он так подумал, он и сам не знал. Здесь, внутри детинца, не было явных слуг византийского священника, сюда его руки не простирались, но чувство беспокойства все равно не покидало волхва.

– Да будет так! – сказал боярин и, резко повернувшись, так, что его красное корзно вдруг взлетело испуганным крылом и снова алым водопадом багровых складок рухнуло вниз, приказал следовать за собой.

От крыльца под высокой шатровой крышей, подпертой резными столбами, вверх тянулась лестница к небольшой окованной дверце в стене каменной башни, которая прилепилась к углу княжеского терема с южной стороны. Над дверцей недобро темнели бойницы, но в соседней стене башни камень раздвигал свои тесные своды, открывая широкую арку, стоя под которой князь, видимо, мог разговаривать с народом на площади. Вдоль всей южной стены терема также были узкие окна, больше похожие на бойницы, чем на то, что должно наполнять дом дневным светом. Эти окна-бойницы зорко следили и за лестницей, ведущей к дверце, и за небольшой площадью перед теремом. Однако боярин не повел волхва по этой лестнице, а открыл другую дверь, которая была пошире и сразу выходила в сени. Они вошли в квадратное помещение, окутанное полумраком и больше похожее на каменный колодец или нижний ярус боевой башни, чем на сени княжеского терема. Рассеянный свет падал откуда-то сверху, широкими полосами разрезая облако крутящихся в воздухе пылинок. С другой стороны виднелись узкие окна галереи, которая, опираясь на толстые колонны, нависала над двумя небольшими полуоткрытыми дверями, соединявшими эти сени с другими, видимо хозяйственными, помещениями терема. Челядь беспрерывно сновала туда-сюда, стараясь проскальзывать через узкие проходы, не открывая двери настежь, словно прикосновение к ним обжигало им руки, или они боялись лишний раз потревожить их покой. Посередине сеней валялись две мертвые косули и целая гора всякого оружия вперемежку с пыльными плащами и тягиляями. Слева от входа начиналась длинная и узкая лестница, которая, цепляясь за стену, тянулась вверх, потом делала поворот и, опираясь на выгнутую дугой каменную опору над третьей маленькой боковой дверью, круто устремлялась вверх. Там она упиралась в резное полотно двери, закрывавшей вход в переход. Просечное железо щедро украшало эту дверь, делая ее не только красивой, но и очень прочной. Челядь, которая суетилась внизу, искоса на нее все время поглядывала. Оттуда, сквозь крепкие дубовые доски, рокотом водопада пробивался приглушенный гул многих голосов.

Боярин решительно перешагнул через кучу брошенных луков, рогатин и колчанов и повел своих спутников наверх. Сильная властная рука дернула кованое кольцо, и дверь, тяжко скрипнув, отворилась. Они очутились в переходе, тянувшемся вправо и влево, но в который также выходили двери в княжеские палаты, распахнутые прямо перед ними. Шум, который прежде с трудом прорывался наружу, теперь беспрепятственно хлынул вниз, ударив в лицо тяжким спертым воздухом, дрожащим от множества одновременно произносимых слов. Перешагнув через порог, боярин оглянулся на волхва и немного помедлил, словно испытывал его: не передумал ли тот. Но Велегаст упрямо и угрюмо смотрел перед собой, и вид его был непреклонен.

– Войну, войну касогам! Отомстим за Олдана! – вырвались через раскрытую дверь сразу несколько кричащих наперебой голосов.

– Месть, месть! – заорали в ответ десятки яростных глоток.

– Да у вас тут жарко! – рявкнул боярин с порога, так что его голос покрыл все неистово орущие голоса.

Воины стихли, но буквально на секунду, и тут же чей-то звонкий голос крикнул задорно и задиристо из толпы молодых дружинников:

– Боярин, касоги землю нашу топчут, людей наших бьют, как…

Голос осекся от негодования и злобы, клокочущей в каждом произносимом слове.

– Да неужто мы стерпим, неужто не отплатим им по заслугам, как то велят нам боги наши великие? – снова взлетел юношеский крик.