Меч Шаннара

Некоторое время Меньон шел, и душа его пела вместе с этим чудесным голосом. И вдруг он остановился. Прямо перед ним под сенью раскидистого дерева сидела обладательница чудесного голоса. Это была юная прекрасная девушка. Она так мило и естественно смотрелась на фоне диких кустов и больших деревьев, что казалось, она провела здесь целую вечность и каждая травинка, каждый лист приветливо склоняли перед ней свои зеленые головки. Меньон не стал скрывать своего появления и направился прямо к девушке, не в силах устоять перед ее свежестью и красотой. Юная прелестная дева ничуть не смутилась, не испугалась; она продолжала самозабвенно петь и звала Меньон подойти поближе. Приглашающий жест красавицы отчасти насторожил его, и Меньон остановился на расстоянии нескольких футов от нее. Каким-то шестым чувством, неожиданно возникшим в глубине души, Меньон понял, что здесь что-то не так, не стоит подходить вплотную к этой красавице. Почему эта лесная фея совсем не испугалась и зовет совершенно незнакомого ей человека подойти поближе? Кроме интуитивного предубеждения, в Меньоне говорила привычная осторожность охотника и заповедь бывалого путешественника: быть осторожным с вещами и явлениями, которые не вписываются в привычный ход событий. Все это вместе взятое побудило Леа остановиться. В эту минуту девушка исчезла, ее ангельский голос точно растаял в тумане, а Меньон остался стоять перед необычным, странным деревом, которое непонятно откуда возникло перед ним.

Какое-то мгновение Меньон стоял в совершенной растерянности, отказываясь поверить в происходящее, затем встрепенулся, тряхнул головой, потопал ногами, пытаясь сбросить наваждение. И в этот самый момент земля у него под ногами разверзлась, и из глубины показались многочисленные крючковатые корни. Эти большие крепкие корни цепко обхватили ноги Меньона и не выпускали его из своих древесных тисков. Меньон делал отчаянные усилия, пытаясь высвободить ноги. Но корни, подобно диким лианам, оплели его ноги и пригвоздили его к земле. Ужас ситуации усугубляла полная неподвижность Меньона, лишь в руках ощущалась еще некоторая сила. И тут странное дерево внезапно сдвинулось с места и медленно направилось прямо на него. Ветки сами тянулись к Меньону, они пугающе раскрывали свои объятия; на концах веток он успел разглядеть небольшие, но, видимо, смертоносные иглы. Мобилизовав все внутренние силы, Меньон резким движением сбросил сумку и колчан со стрелами наземь, выхватил меч и принялся яростно размахивать им вокруг себя, не давая приблизиться чудовищному дереву. Теперь он ясно осознал, что юная красавица нарочно заманила его своей песней в эти колдовские сети. Меньон стал неистово рубить корни вокруг себя, однако вскоре понял, что не сможет полностью вырваться из этих дьявольских пут, потому что корни так плотно обвили его ступни, икры ног, что рубить мечом эти сучковатые корни было крайне опасно: можно было повредить собственные ноги. Меньона охватило жуткое паническое состояние, он обреченно подумал, что уже не успеет освободить полностью ноги и вступить в схватку с деревом, пока то не приблизилось к нему вплотную. Но уже через минуту, обуздав собственный ужас и страх, Меньон принялся яростно кричать на движущееся дерево, стараясь не подпустить его ближе. Размахнувшись, он одним ударом срубил несколько веток, и тело его содрогнулось от страшной боли. Казалось, он сам себе полоснул острым кинжалом по всем нервам. Несколько минут бедный юноша корчился в муках. Лицо было искажено болью, с его губ срывалось невнятное бормотание. В страшном напряжении, наперекор судьбе Меньон пытался противостоять кошмару, спрятаться от которого было некуда. Его вдруг обуяла холодная ярость. Он опять поднял меч и… Но у странного дерева были свои зловещие намерения: втянув в себя иглы, оно с шумом выбросило их. И в следующее мгновение на Меньона обрушился целый каскад дьявольских иголок. Часть из них упала на землю, часть запуталась в полах дорожного плаща, застряла в волосах, но даже та малая часть, которая успела соприкоснуться с кожей, уже успела нанести молниеносные ядовитые уколы, боль от которых была невыносимой. Меньону показалось, что ему разом обнажили все нервы. В глазах потемнело, к горлу подступила дурнота, а все его тело, воля и разум, казалось, стали неметь.

Полуживой от боли, Меньон понял, что в иголках содержалось какое-то вещество, парализующее человеческий разум. Он раскачивался из стороны в сторону, не давая наркотику поработить свою волю. Несколько минут длился неравный поединок. Обессилев от неистовых, но напрасных усилий, Меньон в изнеможении опустился на колени и отчаянно зарыдал, сознавая, что проклятое дерево победило.