Путь был недолгий, и вскоре они уже вышли через ворота Внутренней стены на улицы города. И здесь стражники смотрели на принца с немым изумлением, однако никто не пытался преградить им дорогу. Они пошли по Тирсовой дороге — главной улице, пересекавшей весь город. Казалось, Балинор даже стал выше ростом, твердой уверенной поступью он вышагивал по каменным плитам, плотно завернувшись в длинный темный плащ, на шее и запястьях воина поблескивала кольчуга. Статный, с горделивой спиной и высоко поднятой головой, по ночному Тирсису шел принц Каллахорна, вернувшийся домой. Встречные прохожие сразу узнавали его, замирая в изумлении, как и стражники у ворот, но быстро приходили в себя при виде его величавой, полной достоинства фигуры и кидались вслед за принцем, чтобы поздравить с благополучным возвращением. Пока возлюбленный сын Каллахорна шел через весь город, толпа выросла с нескольких десятков до нескольких сотен; Балинор искренне улыбался радостным лицам, но продолжал, не останавливаясь, идти вперед, стремясь поскорее добраться до дворца. Крики и возгласы толпы слились в оглушительный хор, разрозненные голоса объединились, все громче скандируя имя своего принца. Несколько человек сумели пробиться через толпу поближе к Балинору и шепотом предупредили его об опасности. Однако принц больше не хотел быть рассудительным и осторожным, на каждый новый встревоженный шепот он решительно встряхивал головой и продолжал идти ко дворцу.
Толпа все прибывала, и вскоре огромное людское море влилось в центр города, прорываясь под гигантскими сводами и нависающими сверху галереями, с трудом протискиваясь по узким перешейкам Тирсовой дороги мимо высоких белокаменных зданий и маленьких домишек к мосту Сендика, который нависал над нижними ярусами Народного парка. На другой стороне моста темнели закрытые дворцовые ворота. На середине широкой арки принц резко развернулся к толпе, все еще преданно сопровождавшей его, и вскинул вверх руки, призывая всех остановиться. Горожане послушно остановились, и в наступившей тишине раздался громкий голос Балинора.
— Друзья мои, соотечественники! — Гордый голос принца унесся в ночную тьму и вернулся звучным эхом. — Я скучал по своей родине и по своим отважным согражданам, но теперь я вернулся домой и никуда больше не уйду! Вы не должны бояться. С нашей страной ничего не случится, и земля наша пребудет вовеки! Если трону великого Каллахорна угрожает опасность, я встречу ее открыто и прямо. Возвращайтесь домой, утром мрачные мысли оставят вас. Послушайте меня, расходитесь по домам, и я тоже пойду домой!
Не дожидаясь ответа толпы, Балинор развернулся и пошел по мосту к дворцовым воротам, братья-эльфы неотступно следовали за ним. Рокот голосов снова нарастал, люди выкрикивали имя принца, но никто не последовал за ним, хотя многие и хотели бы. Повинуясь приказу наследника, люди медленно повернули обратно, хотя некоторые все еще выкрикивали что-то в защиту Балинора, обращаясь к молчаливой громаде дворца, или высказывали мрачные пророчества о том, что ждет гордого принца и его друзей за стенами королевского дома. Троих путников уже не было видно — они быстро спустились с вершины выгнутого моста и вскоре уже стояли перед высокими, окованными железом воротами дворца Букханнов. Балинор решительно взялся за огромное железное кольцо, вмурованное в массивный деревянный створ, и принялся колотить по воротам. Сначала путники не слышали ничего, кроме оглушительного грохота, и с растущим негодованием вслушивались в любой шорох. Затем тихий голос за воротами потребовал назвать имена. Балинор произнес свое имя и громко приказал открыть ворота. Тяжелые засовы тотчас отодвинулись, и массивные ворота распахнулись внутрь, пропуская всех троих. Не оборачиваясь на молчаливых стражников, Балинор прошел в сад перед дворцом, во все глаза глядя на величественное здание с колоннами, представшее перед ними. Дворец был погружен во тьму, лишь на нижнем этаже левого крыла горел свет. Дьюрин жестом велел Даэлю идти вперед, а сам внимательно всмотрелся в темноту, и его зоркие глаза тотчас заметили несколько десятков хорошо вооруженных стражников. У всех на мундирах были нашивки с изображением сокола.