Счастливое свойство юности – забывать.
Иши ощущал себя теперь древним мудрецом, утомленным жизнью до возможности лишь бесцельно бродить и слепо наблюдать за ее течением. Он, конечно, мог бы попросить у друга еще настоя, забыться таким нужным сном, вновь вернуть себе силы, способность ясно мыслить, но… дурная голова не давала покоя. Казалось, что если он просто уснет, то упустит что-то важное, не найдет ответов на какие-то правильные вопросы. Навсегда потеряет что-то ценное.
Сейчас, в этом сонном, тихом безвременье, словно можно было еще ухватить остатки прошлой жизни, доиграть ее, закончить, не остаться с пустыми руками, проснувшись наутро в чужом непонятном мире.
Да, Иши стоило пойти спать. Но он просто не мог.
Пару раз он видел, как из залов выносили трупы; заплаканных служанок с неприбранными волосами; сваленные в кучу обгоревшие занавеси и разбитые цветочные горшки. С удивлением узнал о смерти императрицы: двое целителей вполголоса делились подробностями о том, что Ее Величество все же настигло искажение ци – никто просто не успел ничего сделать; теперь же к телу никого не допускали, и оно уже ждало погребения в Зале предков.
Иши ощущал, как и так не желавшая складываться в голове картина произошедшего рассыпается вовсе, словно прогнившее изображение божества в брошенном храме. Как и почему это могло произойти, неужели самой императрице не сумели оказать помощь? И когда – неужели во время самоубийства императора в тронном зале? Да, наверное, иначе принц бы знал и не выглядел так спокойно, а то и вовсе был бы подле матери. Значит, то лекарство, доставленное из клана Вэй Далян с помощью самого Иши, все же не подействовало? Воистину печальный день.
Сворачивая наугад, Иши добрался до парка и долго стоял у расправившего огненные листья-ладони клена из Дуньина. Несколько лет назад посол Жэньго привез оттуда пять саженцев этого дерева, почитаемого жителями Дуньина как символ вечности, величия и жизненной мудрости, но прижился и вырос только один. В свой первый год на службе Иши часто приходил к клену: тот, пришелец, выглядел так одиноко среди местных растений, что молодой чиновник невольно ощущал с ним родство – ведь сам он точно так же был вынужден оставить дом, семью, все привычное и знакомое.
Вот и теперь ноги сами привели его сюда.
В слабом свете восходящего солнца клен не пылал, как обычно в ясные осенние дни, а тихо мерцал теплыми красными оттенками, как память обо всей красоте мира, как обещание и надежда. Запустив руки в листву, Иши бережно гладил льнущие к коже пятипалые листья и представлял себе, что это руки родных утешают его, снимая тяжесть и смятение с сердца.
Он не знал, сколько простоял так; затем медленно пошел вдоль пруда, к тому самому павильону Спокойствия, похожему на каменный корабль, – туда, где все началось. И остановился, пораженный: в павильоне кто-то был. Даже на расстоянии Иши узнал принца и уже повернулся, чтобы незаметно исчезнуть: говорить с кем-то, а особенно с ним, сейчас не хотелось, – как тот сам окликнул его.
– Ваше Величество? – Иши замер вполоборота, учтиво склонившись. В глазах пекло от недосыпа, очень хотелось выпрямиться: усталая голова стремилась улечься хоть куда-нибудь.
– Нет, еще нет, – усмехнулся принц, подойдя ближе. Иши встал ровно, украдкой бросил на него взгляд: Чэнь Шэньсинь смотрел вдаль – ровный профиль на фоне светлой глади пруда.
– Примите соболезнования, Ваше Высочество. – Иши знал, что должен сказать это, пусть размыкать губы не было ни малейшего желания. – Нелегко лишиться обоих родителей за одну ночь.
– По отцу плакать не буду, пусть траур и надену. – Принц поджал губы. – Что до матери… это и правда большая, большая потеря, хоть и ожидаемая. Но ей точно будет лучше там, где она сейчас. Траур, церемонии – все это позже, пока я просто Чэнь Шэньсинь. Знаете, молодой господин Си, я и не думал, что все случится именно так. Однако это ощущение свободы не сравнится ни с чем! Я наконец-то понимаю, что смогу что-то изменить и сделать все лучше. А вы как считаете: у меня получится?
– У вас к этому несомненная предрасположенность, Ваше Высочество, – отозвался Иши, понимая, что такого ответа от него и ожидают. Он не мог отделаться от воспоминаний о случившемся ночью в зале, о холоде и насмешке в глазах принца. Сейчас, в свете едва наступившего утра, он казался совсем другим человеком – тем обладателем пресловутых добродетелей, которым Иши увидел его когда-то. Тем, кто искренне хочет сделать мир лучше.
Два этих образа наслаивались друг на друга, но не желали собираться в один. Наверное, виновата была бессонница; наверное, он поспит и увидит все в ином свете; однако в глубине души Иши очень в этом сомневался.
Принц издал почти веселый смешок: