Меч в ножнах из дикой сливы

Началось все с того, что жители дальних окраин Ин направили жалобу в ближайшую дозорную башню, где посменно дежурили местные заклинатели. Жаловались на падеж скота, ночные кошмары, но главное – на исчезающие с кладбищ трупы. Это никого не удивило, ведь земли изначально считались неблагополучными – понятное дело, ведь когда-то они были частью владений Цинь Сяньян, мятежного клана, по вине которого оскорбленные боги-покровители отвернулись от всех прочих кланов. Положа руку на сердце, Шуньфэн покровителей очень даже понимал: если подопечные грызутся между собой, как уличные собаки за вкусные кости, надолго ли хватит терпения в попытках их образумить? Другое дело, что, заикнись он о таком, старейшины Янь Цзи заточили бы его в холодном подземном озере на месяц-другой – обычное наказание для провинившихся, – а потом еще и подвесили бы на столбе над морем как святотатца. Но, как бы там ни было, эти земли отошли клану Хань Ин, и помимо местных кладбищ, где крестьяне и жители редких городков испокон веков хоронили своих мертвецов, появились и захоронения жертв Сошествия гор. Далеко не всех тогда удавалось опознать, вернуть родным, похоронить как подобает: слишком много их было, – и на Совете кланов постановили устроить большие общие могилы. Местным властям было поручено за отдельную плату присматривать за могилами наравне с обычными кладбищами. Теперь же, по словам жалобщиков, разрытию и осквернению подвергались и те и другие. Сначала подумали на кладбищенских воров, но чрезмерными богатствами никто здесь похвалиться не мог, да и доставалось всем могилам без разбора. Стало ясно: какая-то нечисть лютует, вот и позвали на помощь совершенствующихся.

Прибыв на место, У Иньлин, Янь Шуньфэн и Чу Чжунай (которую пригласил У Иньлин, хотя остальные явно были против) со своими адептами обнаружили несколько уныло бродящих по лесу мертвецов и стаю мелких ванлян[132]. Первых упокоили с помощью простых талисманов, вторых согнали в кучу дубовыми ветками, которых ванлян боятся пуще огня, и благополучно уничтожили. Падеж скота и ночные кошмары также не оставили без внимания, но деревенские пастухи и лекари в один голос утверждали, что скотина питается как обычно, а каких-либо недугов у людей не обнаружено. Значит, не призраки, на чимэй или ванмэй[133] тоже непохоже. Решив передохнуть и заодно обсудить дальнейшие действия, заклинатели расположились в ближайшем лесочке, и Шуньфэн уже совсем было решил, что нынешняя охота запомнится ему разве что неудавшейся ролью матушкиного соглядатая и сводника да попытками Чу Чжунай вывести из себя У Иньлина, когда что-то случилось.

Что-то, не имеющее отношения к материальному миру. Просто в один миг духовное чувство встало дыбом, а потом Шуньфэна словно накрыло штормовой волной. Он задохнулся, тело свело судорогой – сквозь все меридианы неслось огромное количество энергии, переполняя их, заставляя тело выгибаться и корчиться, неспособное ни принять, ни вытолкнуть такой поток. На самом краю слуха раздались отчаянные крики, но быстро смолкли – все вытеснил шум крови в ушах. Разумом Шуньфэн понимал, что его захлестнула не вода, но все пытался ухватить энергию и не мог – она текла сквозь пальцы, сквозь вены, и кровь следом за ней вскипала. Одна мысль билась в голове: «Нечем дышать, нечем дышать, как можно дышать под водой, если вокруг не вода?!» Тело вновь выгнуло в приступе паники, Шуньфэн не чувствовал ни верха, ни низа, как на большой глубине, когда вода из мудрого наставника превращается во врага, способного тебя убить, как будто он внезапно разучился плавать… Плавать? Плавать! Он умеет плавать, его учили с самого детства, он знает, как найти верх! «Не бойся ничего, А-Фэн, – зазвучал в голове голос отца, – если потеряешься под водой, просто выдохни немного воздуха, и пузырьки укажут тебе направление». Отец? Отец мертв, уплыл и не вернулся, утонул, или он никогда и не был живым, просто водный дух или загадочный цзяожэнь…[134] Да пускай, ведь если так, Шуньфэн тем более не может умереть, раз он наполовину дитя моря! Выдохнуть. Выдохнуть.

Шуньфэн выдохнул. И жгучий поток энергии стал постепенно стихать. Появились ощущения: твердость земли под руками и коленями (выходит, он упал?), прохлада ветра на лице и во взмокших от пота волосах; потом вернулось зрение – темнота ночи, освещенной пляшущими огнями костров, усыпанное звездами небо; потом слух… И вот тут Шуньфэн ясно понял: что-то не так.

Звенел – скорее, дребезжал – янцинь, будто несмышленый ребенок дергал за струны вразнобой; глухо звякали, дрожа в приступе, колокольчики лин[135] и до[136], которые носили с собой адепты клана У Минъюэ; кто-то кричал на одной ноте, кто-то ругался, слышался судорожный шепот молитвы, но все заглушали надрывные всхлипы совсем рядом.