Меч вакеро

Голос принадлежал, без сомнения, дону Луису де Аргуэлло: низкий и резкий; однако что-то заставило монаха, когда он подошел к двери, сказать:

— Прежде, чем я открою тебе, сын мой, прочти вслух «Pater Nostrus» — «Отче наш».

— Что за блажь? — взорвался раздраженный голос. — Вы же сами, черт возьми, звали меня!

За порогом нетерпеливо звякнула сабля, но глас отца Игнасио был категорично тверд:

— Я жду.

Дверь лязгнула засовом, как только прозвучали первые слова молитвы. Мрачно озирая крест на двери, пучки чеснока и камфары, драгун шагнул в мерцающий свет обители.

— Спасибо, что пришел, сын мой. Сапоги не снимай, садись на сундук, — доминиканец с нетерпением громыхнул запором.

Луис с походной непритязательностью расположился на углу прадедовского сундука и подивился, как можно настоятелю миссии ютиться в норе, от которой скривили бы нос даже презренные чиканос. Изумился и тому, что в очаге потрескивали дрова, хотя за дверьми стояла жара — не продохнуть. Однако, чуть погодя, Луис отметил для себя, что это было отнюдь не лишним: камень стен, точно вампир, сосал тепло.

Игнасио запалил шандал, опустился на табурет, сбросив с него кота, провел рукой по давно не бритым щекам.

— Вам плохо, патер? Что-то стряслось? — Луис был поражен фарфоровой бледностью собеседника. Тот тяжело дышал и был зажат, как картон… — У вас такой вид, будто вас крепко хватило громом.

Широкоплечий монах нахмурился, ощетинившись густыми седыми бровями.

— Плохи дела, Луис, черны как сажа. Ты ничего не слышал, когда шел через атрио?

— О чем вы? — глаза капитана стали жесткие, точно пули. — Индейцы?

Священник отрицательно качнул головой, засмотрелся на сирое пламя.

— Бог с ним… — глухо выдавил он наконец, — голоса мне эти знакомы. — Затем тряхнул головой, будто скидывая остатки дурного сна, и сказал: — Может, не погнушаешься, поклюешь монашеского корму?

Не дожидаясь ответа, он поставил на широкую лавку перед Луисом сплетенный из ивы кузовок. В нем лежало с десяток индейских ячменных лепешек — тортильей и запеченный в золе кусок дикой индейки. Вдовесок была по-ставлена подаренная русскими кружка с двуглавым орлом, полная козьего молока.

Когда кружка и плетенка опустели, капитан с позволения Игнасио раскурил сигару и выпустил под потолок голубое щупальце дыма.

— Ну, так чем я могу быть полезен? — губы Луиса сложились в улыбку.

Но когда настоятель промолчал, она отчасти побледнела на его красивых губах, удержавшись едва-едва. Игнасио облокотился на стол. Пламя свечи заложило на его суровом лике глубокие тени. Он долго выжидал, прежде чем решился:

— Ты давно ищешь ЕГО? — строгий взгляд настоятеля Санта-Инез будто приколотил капитана гвоздями к стене.

— Ну… — Луис прикусил язык. Прямой вопрос монаха жужжал в его мозгу, как шершень. Улыбка сошла подчистую. — Откуда ты знаешь, старик?!. Какая-то сволочь взболтнула из моих?.. Ну! Говори, не бойся…

— Успокойся, сынок. — Грубые пальцы Игнасио сгорстили оловянную кружку и сдавили с такой силой, что она сплющилась, вытянув шеи орлов. — Никто не сказал мне, Луис, ни «твои», ни «мои». Я прочитал сие по твоим глазам. Так ты видел ЕГО?

— Да, черт возьми! У отрогов Сьерра-Невады… и при переправе через Рио-Фуэрте. Но если вы думаете, падре, что вы своими чесночными фокусами, — он стегнул взглядом по развешанным над дверью пучкам, — сможете отпугнуть ЕГО, то знайте, что тычете пальцем в небо. Эти дурацкие штуки ничего не значат. Кто побоится вашей ереси?! Но скажу вам другое — эта тварь не призрак, она из мяса и костей. Я видел его, как вас…

— Я тоже… — с укором вставил Игнасио.

— Что вы этим хотите сказать? — в карих глазах Луиса запылали гневливые искры, они блестели, будто глубокий плес, внезапно растревоженный брошенным камнем.

— Ты думаешь, сын мой, твой бог — сила и злость?.. Ежели так, то плачь и молись: твой жребий — гореть в вечном огне. Не обижайся, смелость твою я одобряю — ее не купишь за песеты на рынке… Но пулей и саблей тут не обойтись… лучше не суй голову в пекло. Здесь требуется вмешательство Вседержителя. В твоем же поступке нужды нет.

Лицо капитана исказилось. Прежде дружелюбный, он смотрел предостерегающе и враждебно.

— Как это «нет»? Есть надобность! За голову этого двуногого койота, который бродит по Новой Испании и шутит шутки, его высокопреосвященство архиепископ Наварра обещал награду в тридцать тысяч реалов золотом! А я… —Луис сузил глаза в хищном прищуре, — не привык проходить мимо денег. Вот и думаю: дай, наклонюсь! Ну, что вы на это скажете, падре? Может, по вашему мнению, и ставленник Папы непроходимо туп, как пустая тыква?.. Si vis pacem, para bellum28, — так, кажется, говорили древние?

Они помолчали. Слышно было, как на хребтах Санта-Инез шла перекличка волчьих стай.