Мечник. Око Перуна

– Объяснить-то можно. Но только не будет Ворон с мечником – вчерашним отроком разговаривать.

Доброшка пожал плечами:

– А с кем будет?

– Не знаю. Я воевода, мне ехать нельзя. Хотя я бы не прочь с Вороном перемолвиться.

– Решать нужно быстро, пока князь варяжский с охоты не возвратился.

– Да, нужно быстро. Кто же поедет? Мне нельзя, Алеше тоже нельзя, да и убьют его там. Вряд ли Ворон сможет простить и речи задорные его, и бегство из самого их разбойничьего логова.

Костер догорал в утреннем тумане. На углях томился крутобокий горшок с пшеничной кашей. Белка мешала варево большой деревянной ложкой, подсыпая то соль, то тертые орехи, то сушеную мяту, которую всегда возила с собой в полотняном мешочке. От горшка по ветру тянулся сладкий съестной дух.

– А давайте я поеду. – Девичий голосок заставил головы колохолмцев, сидевших вокруг костра, враз повернуться в сторону кашеварящей Белки.

– Ну а что, дорогу я знаю, – продолжала она, заправляя выбившийся светлый локон под узорную повязку на голове, – убивать меня Ворону не за что. Да и соперничать ему со мной не в чем. Уж выслушать-то себя я его заставлю.

Белка подняла глаза от горшка и решительно посмотрела на спутников.

– Все ему выскажу. А там пусть сам решает: губить ли ему людей ради двух зеленых камешков или нет.

Белка взяла глубокую миску, положила в нее дымящейся каши и подала по старшинству – сначала Илье. Тот бережно принял, достал из голенища сапога ложку, обтер об штаны, зачерпнул каши, попробовал, обжегся, подул, да так и замер в задумчивости.

Затем свою долю получили и остальные. Последним по возрасту был наделен Доброшка. Но зато ему Белка плюхнула в миску поверх каши полную ложку меда, зная, что он любит послаще.

Застучали ложки, а Илья все так и сидел задумавшись. Каша его совсем простыла. Он же все смотрел в пустоту, будто силился разглядеть ней будущую судьбу Колохолма, свою, Белки, Ворона, да и всей Руси. Когда ложки застучали по дну мисок, Белка решилась вывести его из задумчивости:

– Илья, ешь. Каша вкусная.

Воевода очнулся, засунул в рот полную ложку и принялся сосредоточенно жевать. Проглотив, он удовлетворенно крякнул и сказал:

– А ведь права девчонка!

В воздухе повис немой вопрос: было непонятно, говорит ли воевода о каше или о поездке к Ворону, но Илья успел снова зачерпнуть полную ложку и отправить в рот. Пришлось всем ждать, когда прожует.

Дальнейшая речь Ильи постоянно прерывалась очередными порциями каши, что придало ей весьма забавный строй:

– Белка правду говорит… Мням-мням-мням… Лучше нее дороги к Ворону никто не найдет. Мням-мням-мням… Да и не тронет ее Ворон… Мням-мням-мням… Хоть и злодей он… мням-мням-мням… А свои представления о чести у него есть. Мням-мням-мням… лучше гонца нам не найти.

С последними словами Илья засунул в рот последнюю ложку каши, прожевал с особой тщательностью и изрек:

– Вкусная каша, – облизал ложку и засунул обратно за голенище, – в общем, решено. Поедет Белка.

Доброшка вскочил, как подброшенный пружиной:

– Илья, да как же она одна поедет! Можно я с ней?

Воевода посмотрел на Доброшку с сомнением.

– Белка поедет не одна. До Липовой заимки мы ее проводим. Там у меня избушка. Белка, помнишь, позапрошлым летом за липовым цветом хаживали?

Белка согласно кивнула.

– Так вот, до заимки мы ее доведем. Там у меня малая ладейка на речке Светлой припрятана. А речка та прямиком в озеро впадает, на котором Китеж-град стоит. Белка доберется без труда и без опаски. Речка быстрая, лед на ней еще нескоро встанет, домчит за пару дней. Все, что нужно, Ворону скажет – и тут же назад. Авось уладим дело мирно. Быстро собираемся, пока князюшко наш варяжский за зверями по лесу гоняет. Если хватятся, скажем, оленя до трех станов гнали.

Доброшке ничего не оставалось, как пойти готовить лошадей и запасы в дорогу. Путь был не дальний, однако и в него не пустишься без подготовки.

До Липовой заимки конный отряд колохолмцев тайной тропинкой через болото дошел уже к вечеру. Труднее всего было не провалиться в болотную топь. Кони ступали осторожно, пряли ушами и недовольно всхрапывали. Илья ехал первый и вел своего Бурушку по одному ему известным приметам через такие места, в которые ни один нормальный человек сам бы не сунулся – до того они казались гиблыми. Из земли торчали почерневшие коряги, похожие на прикинувшихся мертвыми кикимор. Они тянули к всадникам крючковатые ветви, будто пытаясь схватить за ногу или за край плаща. То и дело под изумрудным мхом что-то булькало и охало. Солнце не показывалось из-за низко нависших свинцовых облаков. Воздух был наполнен затхлым смрадом. Казалось, буйные ветры не залетают в эти мрачные края.

Наконец кони почувствовали под копытами твердую землю. Унылое болото сменилось невысокими холмами и светлыми перелесками. Путь пошел веселее.