Мечник. Око Перуна

– Ах ты, подлый зверь! – Конунг был не на шутку взбешен. Харальд пришпорил коня и устремился вслед за оленем. В густой чаще царственное животное скрылось из вида, но треск ломаемых ветвей вел охотника по следу. Некоторое время Харальд ничего не видел, кроме мелькавших среди темных стволов белых пятен под хвостом оленя, и не слышал ничего, кроме этого сухого треска. Ветви опять жестко хлестали его по лицу, но он не обращал на них внимания. Казалось, еще немного – и можно будет набросить на ветвистые рога ременную петлю или вонзить в бедро легкое копьецо.

Когда Харальд уже начал заносить руку для решающего броска, олень вдруг исчез, а конь резко остановился перед глубоким оврагом. Остановка был столь резкой, что Харальд едва не перелетел через голову коня. Недоуменно озираясь, конунг бросил взгляд на дно оврага и тут же забыл про оленя. В сумраке оврага струился лесной ручей. Глинистый берег был подмыт, со склона, судя по всему, совсем недавно сполз внушительный пласт земли. Из покатого склона торчал край кованного золотом ларца, в полумраке чеканные грани переливались благородным блеском.

Харальд спешился, осторожно стал спускаться в овраг, но подмытая осенними дождями глина в очередной раз отслоилась и поползла вниз. Харальд скатился, как ребенок со снежной горки, прямо в студеную воду ручья. Обтирая руки о парчовые штаны, он принялся огладываться. Ларца не было. Очевидно, новый оползень закрыл обнажившийся ларец и вновь погреб его под толщей земли.

Не пристало конунгу копаться в земле, но, по счастью, никого рядом нет. Ни для кого не секрет, что клады приносят счастье. Потому и прячут их люди и нелюди как можно дальше. Золото клада напитано удачей, как ячменная лепешка у тетушки Фриды – медом. Ларец показал свой бочок – теперь никуда не денется. Не будь Харальд сыном Сигурда Свиньи, если он не отроет этот золотой трюфель из земли! Гномам, эльфам, или кто там зарыл золото, придется поделиться с ним своим золотом и своей удачей.

Харальд принялся царапать склон пальцами. Сырая плотная глина поддавалась с трудом. Осквернять благородный Легбиттер копанием в земле было никак нельзя, но широкий сакс, хоть и был оправлен серебром, высоким происхождением похвастаться не мог. Уж во всяком случае был не благородней самого конунга. Поэтому после секундного раздумья Харальд выхватил его и вонзил в глину. Дело пошло быстрее: сакс резал склон как плотный овечий сыр – ломтями. Уже образовалась небольшая пещерка, в которой при желании мог укрыться десятилетний ребенок, а ларца все не было. Харальд окинул взглядом склон: там ли он копает? Вот ракитовый куст, вот полусгнивший пенек – все правильно. Харальд принялся копать с удвоенной силой. Глина летела во все стороны, сам варяжский князь напоминал теперь скорее не князя, а бедного углежога или вообще болотную нечисть.

Ларца по-прежнему не было. Уж не проделки ли это лесных демонов или ручейных нимф? Харальд готов был бросить начатое. И лишь мысль о том, что ему теперь придется в чумазом виде предстать перед охотой, не давала признаться себе в том, что он, пожалуй, зря спустился в овраг, лучше бы продолжал гнаться за оленем.

Выбившись из сил, он сел прямо на полусгнившее бревно, лежавшее поперек оврага. Что-то вышло не так. Все-таки без проделок нечистых духов тут не обошлось. Был ларец – и как сквозь землю провалился!

Харальд зачерпнул ладонью студеной воды из ручья и плеснул на разгоряченное лицо. Ощущение оказалось неожиданно приятным. Ледяная вода жгла кожу, смывая вместе с грязью раздражение. Несколько раз зачерпнув полными пригоршнями воду, Харальд, фыркая, умылся и отер лицо краем плаща. Нужно было выбираться наружу. Дело обещало быть непростым. Скользкие глиняные склоны уходили ввысь саженей на пять.

Харальд оглянулся вокруг. Пока он искал ларец, совсем рассвело. Солнце пускало косые лучи сквозь ветви деревьев, резным сводом покрывавшие лесной овраг. Муть, поднятую со дна ручья, унесло течением, вода вновь стала кристально чистой.

И тут Харальд увидел, что прямо под его рукой на дне ручья в пробившемся на самое дно оврага солнечном луче горит жарким блеском золотая монета. Боясь в очередной раз спугнуть удачу, он медленно, осторожно опустил в воду руку. Монета оказалась на диво большой, тяжелой. Не чета полуденным дирхемам, тонким как пергамент. Одна ее сторона была испещрена таинственными письменами. Харальд не силен был в грамоте, поэтому не смог определить, какой народ запечатлевает свой язык столь затейливыми знаками. Был бы рядом Архимед, он бы, наверно, определил, но ученый грек был далеко. На другой стороне красовался портрет важного лысого человека, сделанный весьма искусно. Но все это было неважно, а важно было то, что золота в монете не меньше унции.

Харальд с надеждой глянул на то место, откуда поднял золотой. И точно! Теперь удача окончательно повернулась к нему лицом: из желтого песочка торчал толстый бочок еще одной монеты. Не иначе оползень снес ларец в ручей.