В боковой комнате началась какая-то молчаливая, сосредоточенная возня. Я почувствовала тонкий укол совести — наверное, подруга задремала над очередным любовным романом и ей приснился благородный миллионер с волевым подбородком, из тех, которыми кишмя кишат такие книжки. А я бесцеремонно ворвалась в ее сладкий розовый сон — и теперь, вместо того чтобы любоваться миллионером, она будет вынуждена любоваться моей румяной встревоженной рожей.
Дверь открылась, и навстречу мне вырулил незнакомый рослый мужик в джинсах и расстегнутой рубахе. Я вскрикнула и попятилась назад.
— Кто вы? Учтите, меня провожал мужчина, если я закричу, он услышит. — Я уткнулась спиной в кухонный стол.
— Да не ори ты, дура, — лениво зевнул мужик. — Степа я.
— Кто?
— Степа, — миролюбиво повторил он, и тут из-за его спины выглянула Женя. На ней была тонкая ночнушка из прозрачных синтетических кружев, больше открывающая, чем скрывающая.
— Аня… — смутилась она, — я не думала, что ты так рано…
Подумать только, какая святая невинность! Я не думала, что ты так рано — хорошенькое объяснение. Значит, пока я ела чахохбили в обществе Синицына, Женька умудрилась склеить какого-то Степу. Где она, интересно, его откопала? Между прочим, Степа этот был не так уж и плох.
— Познакомьтесь… Анна, моя подруга. Степан, мой муж…
— Кто?!
— Муж, — гаркнул он. — Она что, про меня не рассказывала?
— Рассказывала, — кивнула я.
— Тогда что тебя так удивляет?
— Анечка, мы со Степой помирились, — завиляла хвостом Женя. — Как-то все само собой получилось… Я пошла в магазин и случайно встретила его на улице… И вот теперь я переезжаю к нему обратно… Но ты здесь можешь жить, ты не волнуйся!
— За отдельную плату, — пробормотал Степа, который нравился мне все меньше.
— Разумеется… Ладно, Жень, извини, что помешала…
— Да уж, не вовремя ворвалась! — оскалился Степан.
— Я пойду спать.
— У тебя-то как все прошло? — спохватилась Женя. — Ничего не хочешь мне рассказать?
Я посмотрела на нее. Глаза горят, у тоненькой рубашки измят подол.
— Все отлично прошло. — Я протиснулась мимо нее в свою тесную комнатку.
Пробовали ли вы когда-нибудь уснуть в гордом одиночестве, если за тонкой стеной кто-то самозабвенно занимается любовью? Надрывно скрипит диван, то и дело кто-то из предающихся любви не может сдержать гортанного крика. Сопение, перешептывания, расклеивающийся звук поцелуя. И так всю ночь — до самого рассвета.
Я лежала поверх одеяла, полностью одетая, в своем новом черном платье. А ведь и я могла сейчас заставить диван издавать душераздирающий скрип. И я могла, блаженно прикрыв глаза, принимать поцелуи. Если бы Синицын не оказался таким… таким… А ведь я даже не поняла, что с ним произошло. Я не могла найти объяснения этой загадочной метаморфозе. Вроде бы все как по маслу шло. Он смотрел на меня, как гурман на сыр рокфор, он несколько раз накрывал мою руку своей. Он шутил и не скупился на восхваления моей внешности. Он вел себя так, что у меня и сомнений не возникло в собственной желанности! Неужели я все неправильно поняла? Неужели наше убогое свидание и правда было просто жестом вежливости? Скорее всего, я его просто напугала… Черт бы побрал мою решительность! В Москве, где всех локтями расталкивать надо, чтобы получить свой лакомый кусочек, отчаянность мне только помогала. А теперь из-за нее такой мужчина сорвался с крючка!
— Аааааа! — раздалось из-за стены. — Ооооо!
Я накрыла голову подушкой. Вот и Женя меня бросает. Ну конечно, я всегда знала, что качественное «аааа!» и «оооо!» гораздо важнее женской дружбы. Мне даже почти не было обидно.
Единственное маленькое «но» — через неделю вся страна будет праздновать Новый год. Вся страна, кроме одного человека. Этот человек, а именно я, ляжет пораньше спать и не услышит телевизионный бой курантов.
Я отвернулась к стене и попробовала уснуть.
…А утром Женя лихорадочно складывала вещи в матерчатые сумки.
— Так, серую юбку пока здесь оставлю, сапоги тоже… Ань, запасы мои винные тебе остаются, любую бутылку открывай — для тебя ничего не жалко.
— Ну спасибо, — криво усмехнулась я. — Не хватало еще, чтобы я превратилась в хроническую алкоголичку…
— Слушай, ты на меня не обижаешься?
— А чего на тебя обижаться?
— Пойми, я, наверное, все еще люблю его.
Я вспомнила ее синее от гематом лицо. Такой я увидела Женю впервые, она была похожа на убогую скиталицу. И вот, пожалуйста, любит она его.
— Понимаю.
— А почему ты ничего не рассказываешь про Синицына? Я была права? Он тебе через два часа опостылел?
Я выдавила улыбку:
— Именно так. Он оказался занудой.
— Вот видишь! Ань, — она понизила голос, — если ты захочешь сюда кого-нибудь привести, ты не стесняйся. Теперь тебе свободнее будет. Я не против.
— Что ты имеешь в виду? — Мои брови поползли вверх.
— Ну ты же понимаешь… — хихикнула Женя, — мужчину. Женщина ты взрослая. Вдруг Синицын к тебе в гости прийти захочет?
— Не захочет!.. То есть кто его пустит?
— Анюта, ты моя лучшая подруга! Ты знаешь об этом? — весело воскликнула Женя.