Мечта на вешалке

Пока телевизионщики обсуждали, на первом или на втором совете племени выпрут калининградского политика из игры, наша процессия покинула кафе с черепаховым прудиком и неторопливо двинулась в фойе, чтобы загрузиться в лифт и подняться на пятый этаж. Я уже давно перебирала мелочь в кармане, мечтая, как улизну к киоску и куплю гематоген. Выражаясь словами героя Шукшина, деньги жгли мне ляжку. И я, отбившись от табунка под предводительством доктора Кушнира, незаметно для остальных свернула к ларьку с лекарствами.

Высыпав деньги на ладонь, я стала их пересчитывать, чтобы дать продавцу сразу без сдачи. Но не успела я отсчитать нужную сумму и встать в очередь, как от лифта на меня строевым шагом устремилась Оганезова, делая под очками страшные глаза и пронзительно крича:

— Валечка, детка! Куда ты опять запропастилась? Мы же все тебя ждем!

И, пребольно ухватив за плечо и отводя меня в сторону подальше от киоска, громовым шепотом принялась ругаться:

— Что, опять? Ты сюда, Гришечкина, не покупать пришла, а провоцировать преступника!

Я стала уже как-то привыкать к подобным высказываниям подруги, и с каждым разом они проходили для меня все легче и безболезненней. Ну, подумаешь, буду приманкой для убийцы. Но меня же спасут! Ведь никто не позволит ему довести до конца свое черное дело, не зря же Оганезова затаится за шкафом и будет меня стеречь пуще зеницы ока!

— Слышала, что доктор Кушнир сказал? Он тоже считает, что Таганский неспроста крутится возле Дарьи. Вот посмотришь, этот гад себя еще проявит! — горячо шептала мне в ухо Наташка, волоча меня к лифтам.

Но я ее не особенно слушала, потому что в этот самый момент заветный ларечек с гематогеном в последний раз мелькнул в поле моего зрения и исчез за углом. Я окинула тоскливым взглядом длиннющую очередь, загибающуюся к регистратуре, и поняла, что сегодня мне гематогенчика не едать.

* * *

В палате Руслана царило оживление. Сам больной высоко лежал на подушках и бодрился как мог. Это был добродушнейшего вида дядька в тельняшке и с простецкой физиономией кота Матроскина.

На стуле рядом с кроватью сидела хорошенькая кругленькая девочка-подросток в белой кофточке с трогательными короткими рукавчиками, с гладкой прической на прямой пробор, детской улыбкой, большими лучистыми глазами и пушистыми ресницами, лишь слегка тронутыми тушью. Она чистила апельсин и с увлечением верещала про математичку, которая на прошлом уроке алгебры по рассеянности напялила на себя две пары очков. Давясь от смеха, девчонка рассказывала, что одни окуляры у математички красовались на лбу, вторые училка водрузила на нос, строго поглядывая сквозь них на хихикающих учеников. Это и была та самая Даша, о которой я столько всего слышала в последнее время.

На подоконнике, взгромоздившись прямо на книжки про моторы и на журналы про яхты, восседал Иван Таганский. Я его признала сразу же, как только вошла в палату. Исполнитель жалостных песен с криминальным сюжетом и впрямь имел квадратную челюсть боксера-супертяжа, косую сажень в плечах и бронированный затылок, поросший густой седоватой щетиной. В принципе он ничем не отличался от своего портрета на обложке диска. Разве что нос не был расплющен о прут решетки и лицо не такое тоскливое, зато взгляд совсем уж разбойничий.

Рядом с Таганским стояла высокая худенькая женщина в медицинском халате. Под надвинутой на лоб белой шапочкой угадывалась копна тяжелых светлых волос, собранных в пучок. Одинокий локон выбился из прически и красиво вился вдоль лица, делая медсестру Анну похожей на рекламу шампуня «Нивея». Она хлопотала, прибираясь у кровати больного.

В углу палаты одиноко сидел мой старый знакомый Ефим Владимирович Круглов. Муж покойной Светланы вертел в руках горшочек с сучком и длинной веточкой, неестественно торчащей в сторону. Меня, перекрашенную в жгучую брюнетку, биохимик не узнал, зато заметно оживился, стоило лишь только доктору Кушниру войти в помещение.

— А вот смотрите, кого я к вам привел! — с интонациями конферансье провозгласил врач, жестом усаживая ринувшегося было к нему Круглова на место. — Прошу любить и жаловать, это Валечка, дочка нашего Руслана. Валечка приехала из Калининграда и привезла вам, Руслан Сергеевич, привет от Клавдии Перепелкиной.

Я сделала шаг вперед и остановилась в дверях. Больной приподнялся на подушках и изумленно впился в меня глазами.

— Да ну, не может быть, — недоверчиво прошептал он и помотал головой из стороны в сторону. — Это что же получается, Клавка тогда аборт-то так и не сделала? С ума сойти, у меня есть еще одна дочь!

Лицо его искривилось, подбородок заходил ходуном, и из глаз покатились крупные частые слезы.

— Руслан, вы, главное, не волнуйтесь, мы разыскали и Клавдию, и Валечку, — от двери зачастила Неля, опасаясь, как бы больного на радостях не хватил удар. — Они вас помнят и любят, так что вы ничего плохого не думайте. Никто на вас обиды не держит. Клавдия вышла замуж, обожает своего супруга-боцмана и вспоминает вас добрым словом. Видите, какая у вас девочка замечательная выросла!