Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

«Кандид», конечно, является скорее памфлетом, чем философским трактатом. Вольтер иногда пробовал силы в абстрактной аргументации, но не был в ней особенно хорош, и среди философов принято считать, что «Кандид» – не более чем пародия. В нем подрываются некоторые грубые версии философского оптимизма, но не опровергаются собственные осторожные заявления Лейбница. Как мы увидим при более пристальном рассмотрении, Вольтеру действительно удалось выявить роковые недостатки в позиции Лейбница, даже если он всего лишь подшучивал над ними.

В начале своей «Теодицеи» Лейбниц так резюмировал христианскую историю грехопадения человека и его последствий:

Он подверг человека испытанию, зная, что это приведет его к падению, так что человек станет причиной бесчисленного множества страшных зол… таким образом будут введены смерть и болезни с тысячами других несчастий и бедствий… злоба будет даже владычествовать на земле, а добродетель будет угнетена…[589]

Более того, «дело представляется еще хуже, когда подумают о будущей жизни, потому что только небольшое число людей спасется в этой жизни, а все остальные навеки погибнут». Среди тех, кто будет страдать вечно, есть бесчисленные несчастные, которые никогда не слышали об Иисусе. Это, отмечает Лейбниц, относится к числу «затруднений»[590], с которыми сталкивается христианская вера. И все же он уверен, что сможет «отвратить людей от ложных идей, представляющих им Бога абсолютным монархом, пользующимся деспотической властью, мало внушающим любовь и мало достойным любви»[591].

Первый шаг Лейбница – установление сущности и природы Бога, что он и делает в одном компактном абзаце. Все вещи, с которыми мы сталкиваемся, случайны, то есть они могли и не существовать. Так как же они появились? По мнению Лейбница, единственный удовлетворительный ответ подразумевает наличие другой сущности, отдельной от мира, «имеющей в себе основание своего бытия»[592]. Эта вещь должна быть разумной, потому что творение могло разворачиваться всеми возможными способами, но очевидно, что нечто выбрало один из них. И для того, чтобы выбрать и создать все, эта разумная причина должна быть «абсолютно совершенной по могуществу, мудрости и благости»[593], хотя рассуждения Лейбница по этому последнему пункту довольно туманны.

Доказав себе, что должен существовать совершенно благой и могущественный Бог, Лейбниц утверждал, что Он «не может не избрать наилучшего»[594], решая, какой мир создать. Ибо, если бы Бог избрал мир второго сорта или любой другой мир, то из этого следовало бы, что Он мог поступить и лучше, что противоречит идее Его совершенства. По словам Лейбница, в мире, который в целом является лучшим, вполне может быть много зла, потому что «мы знаем также, что зло часто служит причиной добра, которого не было бы без этого зла»[595]. Таким образом, мир, столь несчастный, сколь несчастен наш, теоретически может быть лучше любого другого. И для Лейбница это действительно так:

Справедливо то, что можно вообразить себе возможные миры, где нет греха и несчастий… эти миры в отношении блага будут гораздо ниже нашего. Я не могу показать вам этого в деталях, потому что могу ли я знать и могу ли я представить бесконечное число миров и сравнить их друг с другом?[596]