Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Лейбниц, скорее всего, не покинул бы Париж, но найти подходящей работы там не удалось, поэтому он принял предложение герцога Ганновера стать его советником и интеллектуальным фактотумом. В Ганновере Лейбниц обосновался до конца жизни. Хотя он пользовался любой возможностью попутешествовать – и иногда к досаде трех последовательно сменявших друг друга герцогов, нанимавших его на протяжении многих лет, тем не менее, находясь в северной Германии, он был сравнительно изолирован, поэтому, наверное, неудивительно, что он написал так много писем. На пятом десятке своей жизни Лейбниц переписывался более чем с сотней людей одновременно. У него не было семейной жизни, которая могла бы отвлечь его от работы. По словам его секретаря, в возрасте 50 лет Лейбниц подумывал о женитьбе, «но его избранница попросила время подумать. Это дало и самому Лейбницу время на размышления, в результате коих он передумал и потому никогда не был женат»[568].

На пути из Парижа в Ганновер, где Лейбницу предстояло начать новую работу, в ноябре 1676 г. он остановился в Гааге. Там он провел несколько дней со Спинозой, скончавшимся три месяца спустя. Они говорили о политической ситуации в Нидерландах, о Декартовой теории движения и планах Лейбница по созданию универсального языка; но больше всего интересовали Лейбница именно богословские аспекты философии Спинозы. Два года спустя он приобрел экземпляр посмертно изданной «Этики» Спинозы и перечислил пункты, которые делали эту книгу опасной. Одним из них было то, что Лейбниц назвал спинозианской «роковой необходимостью»[569]. Все происходит потому, что так должно быть, что, похоже, не оставляет места свободе воли. Детерминизм Спинозы особенно тревожил Лейбница, так как и сам он придерживался подобных взглядов. Лейбниц стремился объяснить, что его собственный взгляд на судьбу, в отличие от версии Спинозы, соответствует христианским представлениям о человеческом выборе и моральной ответственности.

Как мы уже видели, Лейбниц утверждал, что «истинные атомы природы» придерживаются порядка, заранее установленного Богом: «…все происходящее с каждой субстанцией является следствием первого состояния, заложенного в них Богом»[570]. То же самое относится и к людям. Согласно Лейбницу, все, что люди будут думать или делать, предустановлено еще до их рождения. Но это не значит, что люди не могут проявлять свободу воли, ведь способность принимать решения – это тоже одна из вещей, внедренных в людей Богом. С точки зрения Лейбница, если человек действует на основе осознанного выбора, а не в результате давления со стороны других людей, то этого вполне достаточно, чтобы считать его волю свободной. Неважно, что исход этого выбора предопределен заранее.

По словам Лейбница, важно то, является ли наш выбор «необходимым». Лейбниц любил приукрашивать свой рассказ о свободе, уверяя, что причины событий и действий «склоняют, не принуждая»[571]. Это замечание довольно туманно, поскольку он никогда не пытался объяснять, что имеет в виду под «склоняют». Но он действительно объяснял то, что имел в виду под «необходимостью». Лейбниц различал два вида необходимости, которые называл «абсолютной» и «гипотетической». Абсолютно необходимо то, что необходимо само по себе, например математические истины. Ни при каких обстоятельствах два плюс два не может быть равно чему-то, кроме четырех: уравнение справедливо при любых обстоятельствах, поэтому оно абсолютно необходимо. А гипотетическая необходимость необходима только в отношении какого-либо другого факта или предположения. Например, из того факта, что Лейбниц никогда не был женат, следует, что он был холостяком, хотя мог бы жениться при других обстоятельствах. Таким образом, его холостая жизнь была гипотетической необходимостью, но не абсолютной. Точно так же, по словам Лейбница, наши действия, да и вообще все события необходимы только гипотетически. Они необходимы в том смысле, что Бог устроил мир именно так, как он это сделал, но сами по себе они не необходимы, потому что Бог мог устроить мир и иначе. Кажется неправдоподобным, но Лейбниц, похоже, думал, что такого различия между двумя видами необходимости вполне достаточно для спасения понятия свободы воли. Не многие философы согласились бы с ним. Возьмем один из собственных примеров Лейбница. Даже если бы Бог мог не создавать Иуду (что он все же сделал), трудно понять, как решение Иуды предать Иисуса может быть его собственным «свободным» выбором, если, как считал Лейбниц, бедняга не мог поступить иначе[572]. Едва ли для Иуды имеет значение или утешительно то, что его предательство не было «абсолютной» необходимостью, поскольку мир мог быть создан и по-другому.