Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Если вся естественная теология… сводится к одному простому, хотя и несколько двусмысленному или по крайней мере неопределенному положению, а именно что причина или причины порядка во Вселенной, вероятно, имеют некоторую отдаленную аналогию с человеческим разумом; если это положение не подлежит расширению, изменению или же более подробному выяснению; если оно не дает нам повода ни к какому заключению, касающемуся человеческой жизни и способному быть источником какого-либо действия или воздержания от действия; если указанная аналогия, несмотря на все свое несовершенство, не может быть распространена… то что еще может сделать самый пытливый, мыслящий и религиозный человек, кроме того, чтобы давать свое прямое философское согласие на это положение[758].

Назвать это утверждение «несколько двусмысленным» было явным преуменьшением. Оно настолько двусмысленно, что сопоставимо с атеизмом. Несколькими страницами ранее Филон спрашивал: «Не являются ли гниение репы, рождение животного и строение человеческого мышления видами энергии, по всей вероятности имеющими друг с другом отдаленную аналогию?»[759] То есть все естественные процессы, которые, для Филона в частности, включают мышление или интеллект, вероятно, несколько похожи. Из этого следует, что очевидная уступка Филона идее, что чудеса природы вызваны чем-то вроде интеллекта, согласуется с идеей, что они вызваны естественным процессом, потому что, по его словам, все естественные процессы в некоторой степени похожи на интеллект. Таким образом, с точки зрения Филона, сказать, что причина порядка во Вселенной – что-то вроде разума, значит сказать, что причина порядка во Вселенной – что-то вроде гниющей репы. Верующие могут успокаивать себя первой формулировкой. Но однажды они поймут, что никак нельзя исключить и вторую.

Филон полагал, что разумные теисты и неверующие должны признать: ни у кого из них нет ясного представления о том, в чем они расходятся в данном вопросе:

Так в чем же, восклицаю я, обращаясь к обоим противникам, предмет вашего спора? Теист признает, что изначальный интеллект весьма отличен от человеческого разума; атеист признает, что изначальный принцип порядка имеет с последним некоторую отдаленную аналогию. Неужели же, господа, вы будете препираться о степенях [этой аналогии] и окажетесь вовлечены в спор, не имеющий точного смысла, а следовательно не допускающий и никакого решения?[760]

Здесь Филон, похоже, выражает чувства самого Юма, более склонного сражаться с догматизмом верующих, чем обращать их в свои догматы. Юм сдружился со многими видными атеистами, когда в 50 с небольшим отправился на дипломатическую службу во Францию. Впрочем, их доктринерство, кажется, Юм находил грубым и топорным.

К тому моменту, когда Юм прибыл в 1763 г. в британское посольство в Париже, он уже был известным сочинителем и желанным гостем многих салонов. Годом ранее Босуэлл назвал его в своих дневниках «величайшим писателем Британии»[761]. Своей славой Юм был обязан «Истории Англии», а также ряду эссе в его «Политических рассуждениях», по большей части посвященных экономике. Эти эссе затрагивали темы, которые четверть века спустя более полно раскрыл Адам Смит. Юм, как великодушно писал Смит, первый, насколько ему известно, писатель, обративший внимание на тот факт, что развитие торговли и промышленности способствует свободе и хорошему государственному управлению.