Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Двумя ближайшими друзьями Юма в Париже были издатели «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбер, а те в разное время регулярно посещали знаменитый салон барона Гольбаха. В 1770-е гг. Гольбах был одним из первых мыслителей, защищавших атеизм в книге, опубликованной при жизни автора, хотя в случае Гольбаха и изданной под другим именем за пределами Франции. Гольбах любил преувеличивать число атеистов в своем кругу, или «кружке», как их называл Руссо, но, безусловно, встречались среди них и другие[762]. Ужины и суаре Гольбаха нередко привлекали выдающихся иностранных гостей. В их числе были Юм, Смит, Бенджамин Франклин и Эдвард Гиббон, молодой поклонник Юма, чья «История падения римской империи» была опубликована в год смерти Юма. Гиббон описывал в своей автобиографии «фанатичную нетерпимость» участников кружка Гольбаха и других парижских интеллектуалов: «Они высмеивали скептицизм Юма, проповедовали принципы атеизма и проклинали всех верующих с насмешками и презрением»[763]. Под «скептицизмом» Гиббон понимает то, что сейчас назвали бы «агностицизмом». Исходя из философии Юма предполагалось его скептическое отношение к идее, что вопрос о существовании Бога может быть в принципе разрешен. В то же время, поскольку Юм, кажется, совсем не верил в Бога, в известном смысле его можно считать атеистом.

Если рьяные неверующие Гольбаха смеялись над осторожностью Юма, он смеялся в ответ. Все это было вполне благодушно. «Здешние сочинители весьма приятны»[764], – писал Юм старому другому через несколько месяцев посещения салонов. Единственную неприятность за время его прекрасного пребывания в Париже добродушному Юму доставил Руссо.

Юм восторгался независимостью мышления Руссо, хоть и полагал некоторые его суждения несколько эксцентричными. Например, он не разделял присущую тому мрачную оценку современного общества. Юм считал его повесть «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) шедевром, но равнодушно воспринял «Общественный договор» (1762). Когда у Руссо начались первые проблемы из-за «Эмиля», Юм по совету их общего друга, графини де Буффлер, предложил ему помощь в поиске убежища в Англии. Юм написал Руссо, как уважает его: «…и за силу Вашего гения, и за величие Вашего ума»[765]. Ближе к концу своего пребывания в Париже Юм повторил свое предложение, и Руссо согласился. Так в январе 1766 г. они вместе отправились в Англию, и это, как и предупреждал Юма Гольбах, была большая ошибка. За Руссо закрепилась слава человека, кусающего кормящую его руку и видящего повсюду заговоры. «Вы не знаете этого человека, – говорил Гольбах уезжающему Юму. – Я вам прямо скажу, вы пригрели у себя на груди змею»[766].

Поначалу это казалось преувеличением. В марте того же года Юм восхвалял прекрасные манеры и скромность Руссо в письме к другу, отмечая правда, что «самый исключительный из всех людей»[767] невероятно эмоционален. Руссо мало учился «и в действительности не очень много знал, он лишь чувствовал на протяжении всей своей жизни и в этом отношении его чувствительность достигает таких высот, примеров которых я раньше не встречал». Как-то у Руссо случилась вспышка паранойи, когда тот обвинил Юма в вымышленном оскорблении, но она закончилась буквально за час, и эксцентричная пара слезно обнялась. «Я думаю, что ни одна сцена в моей жизни не была такой трогательной», – писал Юм. Однако несколько месяцев спустя Руссо пришел к убеждению, что Юм заманил его в Англию, желая погубить его репутацию, и публично обвинил Юма в участии в заговоре против него. В своей «Исповеди» Руссо предположил, что заговор возглавлялся графиней де Буффлер и другими французскими дамами, пытавшимися его контролировать[768]. Юм позже писал, что Руссо «окончательно рехнулся, будучи давно не в себе»[769]. Скандал попал в прессу, и Юм был вынужден огласить свою версию произошедшего. Руссо вернулся во Францию в следующем году.

Юм прожил еще девять лет, преимущественно в Эдинбурге, хотя и провел 11 месяцев в Лондоне, работая помощником государственного секретаря в министерстве. Он мало написал после выхода последнего тома своей «Истории», опубликованного как раз накануне поездки в Париж. Его издатель просил о новых томах «Истории». Согласно вполне правдоподобным сообщениям в прессе он отказывался, заявляя, что «слишком стар, слишком толст, слишком ленив и слишком богат»[770]. Среди его последних литературных занятий была переработка «Диалогов о естественной религии». Он работал над этим в последние месяцы своей болезни. Юм был очень осторожен в том, что пытался донести до потенциальной аудитории, и явно заботился о том, что о нем будут говорить потомки. Как мы увидим далее, если бы Руссо знал, что некоторые люди будут говорить о нем после его смерти, он бы резонно заключил, что его паранойя оправданна и мир безумнее, чем он сам.

Глава 8 Что же дало нам просвещение? Вольтер, Руссо и философы [771] XVIII столетия