Мечта обретённая

В этом нам помогли людские голоса, послышавшиеся снизу склона, — по тропе кто-то приближался.

— Дары подоспели, — пояснил Виграф. Встал, по-быстрому сложил одеяло в четыре раза. Бросил взгляд на меня: — Идём?

Я медленно покачал головой:

— Не думаю, что… в общем, лучше побуду здесь. Ты туда надолго?

— Ну, раз ты не идёшь, то нет. Организую даме завтрак в постель, создам настроение на день, и можно лететь.

— Хм. Ладно.

Спрыгнув из кабины на землю, Виграф вдохнул полной грудью, потянулся всем телом, разминая затёкшие мышцы, и скрылся в тоннеле.

Мой спуск пришлось отложить из-за появившейся на площадке процессии, напоминающей промежуточное звено между европейскими крестьянами и ацтекскими служителями солнца. Все пришедшие несли продукты питания: кто-то держал в руках по-ресторанному закрытые подносы, кто-то — котелки и кастрюльки, кто-то нёс в специальных ременных креплениях за спиной закупоренные кувшины.

Человек в самом цветастом наряде, шедший впереди, окинул дирижабль недовольным взглядом, но не счёл его опасным и взмахами рук и отрывистыми командами построил свою группу полукругом перед входом. Через полминуты ритуалов вся принесённая провизия плавно взмыла с камней и ровной цепочкой полетела по воздуху вглубь вулкана. Довольные своим успехом аборигены отправились в обратную дорогу, а я, довольный их скорым уходом, перешёл, наконец, к утренним процедурам.

Виграф действительно не задержался, хотя я мысленно настроился на долгое ожидание. Одарил меня весёлым взглядом, протянул наверх тарелочку с мясной и сырной нарезкой.

— Маркус, у тебя глаза как книга, удивляюсь, что никто не читал тебя раньше. Я умею создавать настроение и не прибегая к постельным игрищам.

Чуть покраснев, я принял еду, на всякий случай протянул свободную руку, чтобы помочь забраться. Феодал взлетел едва ли не без помощи лестницы, но за ладонь из вежливости взялся.

Над нами снова появилась торпеда аэростата. Пока Виграф занимался приборной панелью, а я вернулся под тёплый плед и составил образ горячего чая. Наполнив утреннюю тишину тяжёлым гулом, дирижабль поднялся в воздух и, не меняя направления, поплыл вглубь континента.

Вулкан вскоре скрылся за стенкой моторного отсека, следом исчезла блестящая полоска моря, пропав за многочисленными холмами. Передо мной остались только закинувший ногу на ногу Виграф и завтрак на высоте несколько сотен метров. Между диванчиками мы протянули широкую доску, на которой и разместили всю посуду; память об ацтеках-кулинарах возбуждала аппетит, и тарелки с разнообразной едой появлялись едва ли не быстрее, чем опустошались предшествующие.

Дождавшись, когда двигатель поутихнет, я поинтересовался:

— А куда мы тогда летим?

— Никуда конкретно, — пожал плечами Виграф, размешивая сахар в чае. — Чтоб не сидеть на одном месте, полетаем посмотрим достопримечательности, глядишь, по пути определимся с желаниями. — Он поднял на меня глаза: — Я ведь правильно понял, в империю ты раздумал подаваться?

— Угу. Слишком… конкурентное сообщество. Может, потом передумаю, но пока даже приближаться к ним не хочу.

— Думаешь, хороших кандидатов разберут без тебя? — не понял феодал.

— Нет, боюсь, что не сработаюсь. Другие ценности.

Виграф сделал глоток чая, обдумывая ответ.

— Окружение всегда имеет определённое влияние. Сложно, попав в круговорот событий, действовать размеренно и беспристрастно.

— Хочешь сказать, это всё оправдывает? «Не мы такие — жизнь такая»?

— Нет, — он качнул головой, — всего лишь делюсь своей точкой зрения: в конкурентом обществе нет смысла искать отсутствие конкуренции, но это не значит, что люди не делятся по её уровню. Я сейчас расскажу кое-что, а ты попробуй отследить, сталкивался ли с таким явлением раньше.

— Давай.

— Все говорят, а если и не говорят, то всё равно уверены, что общество делится на сильных и слабых. Сильные прокладывают путь через любые обстоятельства, самодостаточны и имеют уязвимости, а не слабости. Опираясь на мускулы, деньги, власть и прочее, они сами определяют свою жизнь и им не нужно другой причины для получения чего-либо, кроме желания. Слабые всегда идут за кем-то, потому что идти в одиночку не способны, по факту или по собственным убеждениям. Слабый не борется с трудностями, а если и борется, то неэффективно, потому что знает, что он слабый. Он знает, что смысл его жизни — в побеге, а не в поиске решений, и не тратит время зря. Вместо этого он жалеет себя, маленького и несчастного, которому не повезло столкнуться с большим числом неприятностей, чем другим. Распространённая норма поведения предписывает сильным кормиться за счёт слабых: они становятся таким образом сильнее, а общее количество слабых уменьшается, во благо всего общества.

Виграф читал лекции совершенно в другой стилистике, чем другие: он говорил о закономерностях, но не обезличенно. Перед моими глазами вставали безликие образы людей, о которых шёл рассказ, которые словно рассказывали о себе сами. Чувства при этом были довольно своеобразные.