Мечта цвета фламинго

– Удивляюсь я тебе, Юрка, – покачала головой Нина. – Третий раз уже женат, а такой простой вещи не понимаешь, что тебя деликатно просят выйти и вернуться вместе с «Посольской» не ранее, чем завтра.

– Да? – удивился Морозов. – Так бы сразу и сказали! – Он еще раз окинул изучающим взглядом инженера-исследователя, Нинины колготки, удовлетворенно крякнул, сунул «Посольскую» в карман и, пробурчав: «Что я, злодей какой!», быстро покинул территорию.

С уходом Юры Морозова из однокомнатной квартиры бывшего инженера Лактионова ушло и то безумное состояние счастья, которое Нина с Виктором только что бурно переживали. Нина почему-то принялась натягивать на изодранные колени юбку, которая натягиваться не желала и оставляла безобразные дыры на самом виду. Виктор, деликатно отведя глаза в сторону от этого процесса, задушенно сказал:

– Я, конечно, понимаю, Нина Николаевна, что из жалости ко мне вы изодрали дорогую вещь. Честное слово, как только получу полный расчет, куплю вам новые чулки…

– Не чулки, а колготки, – процедила Нина, и злобно добавила: – Еще юбку купите, Виктор Иваныч! Видите, эта запылилась в вашем грязном коридоре!

– Юбку сами купите, а я заплачу!

– Да?! Неужели заплатите?! – вскочила со своего места Нина, подошла близко-близко к нему и по-змеиному зашипела в лицо: – А за поцелуи тоже заплатите?! А за ласковые слова, которые я вам шептала, заплатите?! Да у вас не хватит вашего жалкого полного расчета, чтобы оплатить все, что я перечувствовала; все, что я вам из самого сердца вырвала и под ноги бросила!

Бывший инженер Лактионов потемнел лицом и еле смог проговорить:

– Нина…

– Идиот ты, Витенька! Полный идиот! – крикнула она и вдруг закрыла лицо руками и тихо заплакала.

А потом было все, чему назначила судьба произойти в этот день и в эту ночь. Никакой забугорной Камасутре и не снилось, что могут испытать и прочувствовать российские инженеры со сломленной судьбой, треснувшими колготками да на надрыве! Нина целовала морщинки у глаз Виктора и наполнялась такой нежностью, какую ей так и не сумели предоставить ни торопливая любовь Ляхового среди голубого кафеля, ни Владикин секс для здоровья, ни тарасовские аристократические изыски, не говоря уже о бездарных поползновениях бывшего мужа.

– Неужели, если бы меня позорно в три шеи не вытолкали с «Петростали», ничего не было бы, а Нина? – спросил вдруг Виктор.

– «Петросталь» тут ни при чем, – счастливо улыбаясь, отозвалась она. – Просто оказалось, что я не могу без тебя жить.

– И ты поняла это сегодня?

– Я чувствовала это уже давно, просто разные обстоятельства…

Бывший ведущий инженер Лактионов закрыл ей рот поцелуем, потому что совершенно не хотел слушать про всякие обстоятельства, среди которых, того и гляди, опять выплывет ненавистный «Прикупив даров». Лучше не упоминать его имя всуе.

Оторвавшись от Виктора, Нина опять улыбнулась:

– Вить, у нас с тобой сегодня праздник сокращения!

– Я люблю тебя, – уткнулся ей в волосы Виктор.

– Я тоже очень тебя люблю.

– И ты не исчезнешь завтра?

– Я буду с тобой всегда, – пробормотала Нина и уснула у него на груди.

А потом сразу две пары венчались в одной небольшой церквушке. Ее за красоту выбрала Лялька вместо того храма, с которым у Давида уже была предварительная договоренность. На Ляльке было длинное кремовое платье и белоснежная ажурная фата. Нина прекрасно смотрелась в голубом строгом костюме и с заколкой в волосах, сверкающей полудрагоценными камнями. Церковные прихожане и зеваки, толпившиеся за родственниками и друзьями венчающихся, соглашались друг с другом, что, скорее всего, замуж выходят две сестры, и довольно трудно сообразить, которая же из них лучше. Женихи, с их точки зрения, тоже стоили один другого. Тот, который помоложе, конечно, эффектнее и элегантнее, зато другой, постарше, отличался строгим мужественным лицом и наверняка очень надежен.

Нина и Виктор накануне по-быстрому и в полной простоте расписались в районном загсе. Свидетелями у них были Валентина и Сергей Иванович. Алкаш Шурик после ухода от него жены и сына три дня гудел по-черному, не просыхая, и чуть не отдал богу душу. Наутро четвертого дня он проснулся в объятиях Ольги Лахудры и решил, что жизнь – все-таки хорошая штука, даже несмотря на то, что они, как оказалось, пропили холодильник и телевизор.