Мечтают ли андроиды об электроовцах

Он со стуком опустил трубку. “К черту Ирен, — решил Рик, — и какой же прок в этом риске, которому я себя подвергаю? Ее не волнует, будет ли мы владельцами страуса. До нее сейчас ничего не доходит. Нет, нужно было отделаться от нее еще два года назад, когда мы думали разойтись. Но и сейчас не поздно”.

Он мрачно наклонился и стал собирать с пола машины смятые листки своих записей, здесь было и досье Любы Люфт. “Никакой поддержки, — напомнил он себе. — Все андроиды, которых я знал, обладали большим запасом жизненной энергии и желанием жить, чем моя жена. Она ничего не хочет дать мне”.

Он снова вспомнил Рейчел Розен. И вдруг осознал, что ее совет относительно психологии “Узла-6” оказался правдой. Если она не намерена получить часть премии, то он мог бы ее использовать.

Встреча с Кадальи — Полоковым коренным образом изменила его намерения.

Врубив двигатель аэрокара, Рик взмыл в небо, направив машину к старому зданию оперного театра, где, в соответствии с заметками Хейва Холдена, он должен был в это время ждя застать Любу Люфт.

Теперь Рик думал и о ней. Некоторые андроиды-женщины казались ему привлекательными, к другим он ощущал физическое влечение, и это было странное чувство. Умом он сознавал, что это машины, но его чувства все равно не хотели с этим считаться.

Например, Рейчел Розен. Но он решил, что она слишком худа, никаких округлостей, фигура ребенка, плоская и слабая. Рик мог бы выбрать кое-что получше. Сколько лет Любе Люфт? Он разгладил листок с неразборчивым машинописным текстом и отыскал так называемый “возраст”. Досье указывало, что ей двадцать восемь. Внешний вид, когда имеешь дело с анди, это единственный критерий.

“Хорошо, что я знаю кое-что об опере, — размышлял Рик. — Еще одно преимущество перед Хейвом — у меня более глубокая эрудиция. Сначала попробую разделаться еще с одним анди, а потом попрошу помощи у Рейчел, если мисс Люфт окажется особо крепким орешком”.

Но интуиция подсказывала ему обратное. Трудно пришлось с Полоковым. Остальные, не имея понятия, что за ними начата охота, должны по очереди исчезать, подобно костяшкам домино, выставленным в ряд друг за другом.

Снижаясь к крыше здания оперы, красивой и дорогостоящей, он громко напевал попурри из арий, сочиняя псевдоитальянские слова.

Даже без поддержки стимулятора Пенфилда настроение его достигло искрящегося оптимизма и перешло в радостное предвкушение.

Девять

В огромном, подобном чреву кита, зале старинного здания оперы, сотворенного из камня и стали, Рик Декард застал репетицию в полном разгаре. Войдя, он узнал музыку: Моцарт, “Волшебная флейта”, финальная сцена первого акта. Рабы музы — другими словами, хор — начали свою песню чуть-чуть рано, и это свело на нет простой ритм волшебных колокольчиков.

Какая приятная неожиданность — ему очень нравилась “Волшебная флейта”. Рик сел в кресло в бельэтаже, кажется, никто не заметил его появления, и устроился поудобнее. Как раз в этот момент Папагено в своем фантастическом наряде из птичьих перьев присоединяется к Памине, чтобы спеть слова, всегда вызывавшие слезы на глазах Рика:

Всякий храбрый человек
Счастья добивается,
А его ближайший друг
Помешать старается.

“Нет, — подумал Рик, — в действительности не существует таких волшебных колокольчиков, которые заставили бы твоего врага бесследно исчезнуть. Очень жалко. А Моцарт умер вскоре после написания “Волшебной флейты” от болезни почек, когда ему не было еще и сорока. Как странно. Предчувствовал ли Моцарт, что будущего у него нет, что он уже истратил отпущенное ему время и что его похоронят в могиле для нищих. Возможно, я тоже кое-что предчувствую, наблюдая за репетицией. Репетиция окончится, окончится представление, умрут певцы. И в конечном счете будет уничтожен последний нотный листок, а само имя “Моцарт” исчезнет в веках. И пыль окончательно победит — если не на этой планете, то на другой. Мы можем ненадолго отсрочить конец, вот как анди могут некоторое время уклоняться от встречи со мной, чтобы просуществовать еще какое-то время, но я все равно их настигну. Или другой охотник. В некотором смысле я тоже часть форморазрушающего процесса энтропии. Ассоциация Розена создает, а я уничтожаю созданное. Интересно, как это должно выглядеть с их точки зрения?”

Папагено и Памина на сцене начали диалог. Рик прислушался, прервав размышления.

Папагено: Дитя мое, что же нам теперь сказать?

Памина: Правду — вот что мы скажем.

Наклонившись вперед, Рик пристально всматривался в Памину. В ее тяжелый костюм, в ее вуаль. Потом он сверился с досье и откинулся на спинку кресла, удовлетворенный. “Вот и мой третий андроид типа “Узел-6”, — подумал он. — Это Люба Люфт”. Роль ее заключала в себе некоторую иронию. Самый симпатичный андроид едва ли был в состоянии сказать правду, во всяком случае, о себе самом.

Люба Люфт на сцепе запела, и он был поражен силой ее голоса, не уступавшей даже знаменитостям прошлого. Рику пришлось признать, что Ассоциация Розена потрудилась на славу.