Мечтатель Стрэндж

Через глаза другого мотылька Сарай отметила, что отец уже не сидит у стены, а передвинулся к открытому окну гостиной Азарин и облокотился на него, глядя на цитадель. Представлял ли он ее там? И если так, о чем думал? Если бы он спал, Сарай сама бы все выяснила. Девушка не могла прочитать эмоции на его лице, напоминавшем маску смерти: мрачное, безжизненное, с зияющими дырами вместо глаз.

– Только то, что ты не Изагол, – поведал Лазло. И помолчав, спросил: – Ты… ее дочь?

Сарай подняла на него глаза:

– Это он сказал?

Лазло покачал головой:

– Я сам догадался. Твои волосы… – Он догадался и кое о чем другом. Поколебавшись, выпалил: – Сухейла говорила мне, что Эрил-Фейн был любовником Изагол.

Сарай ничего не ответила, но в ее молчании крылась истина, как и в гордой попытке не показывать свою боль.

– Он что, не знал о тебе? – спросил Лазло, подавшись вперед. – Конечно нет – ведь если бы он знал, что у него родился ребенок…

– Он знал, – резко перебила Сарай. В полумиле от них тот, о ком они говорили, с бесконечной усталостью тер глаза, но так их и не закрывал. – И теперь знает, что я жива. Он не говорил, что собирается делать?

Юноша помотал головой:

– Он не стремился обсуждать эту тему. Просто попросил нас никому не рассказывать о произошедшем. О тебе и обо всем остальном.

Сарай так и думала. Что ей в действительности хотелось узнать – так это «почему» и «что дальше», но Лазло ответить не мог, а Эрил-Фейн отказывался спать. Азарин наконец задремала, и невесомый страж Сарай приземлился на изгиб ее влажной от слез щеки.

Увы, ответов она не нашла. Вместо этого девушка погрузилась в жестокость сегодняшнего утра. Услышала собственный резонирующий крик «Бегите!» и почувствовала надвигающийся ужас: топоры, мясные крюки и лицо ее собственной бабушки – бабушки Азарин, – искаженное от неприсущей ей ненависти. Эта сцена проигрывалась снова и снова, беспощадно, но с одним жутким отличием: во сне клинки Азарин были тяжелыми как якоря, и из-за них опускались руки, пока она старалась защититься от натиска призраков, потоком льющихся из ладони ангела. Это ее замедлило. Все смешалось в неистовую вялую панику и поток непобедимых врагов, и развязка вышла далеко не такой удачной, как утром.

Во сне Азарин все погибали, как Сарай и предсказывала Лазло.

Она притихла, сидя на берегу, отвлеченная своими мыслями. Лазло, заметив, как побледнел лазурный оттенок ее лица, спросил:

– Все в порядке?

Девушка быстро кивнула. «Я только что видела, как ты умер», – чуть не сказала она, с трудом выбрасывая этот образ из головы. Теплота его лба под мотыльком успокаивала, как и его вид в противоположной части стола. Настоящий Лазло, иллюзорный Лазло жив благодаря ей. Сарай осознала, что видела версию смертельных событий, которые ей удалось предотвратить, и какой бы стыд она ни испытывала от тирады Миньи, теперь он окончательно испарился.

Она ловко взяла под контроль кошмар Азарин. Облегчила оружие воительницы и замедлила натиск врагов, пока шелковые сани покидали опасную зону. И под конец заставила призраков отправиться на заслуженный покой, начиная с бабушки Азарин и наполняя сон их вздохами облегчения. Мертвые освободились, живые в безопасности, и на этом сон закончился.

Сарай допила свой чай. Чайник снова наполнил чашку. Она поблагодарила его как живого, а затем остановила взгляд на накрытых тарелках.

– Итак, – полюбопытствовала она, глядя на Лазло. – Что у нас тут?

42. Бог или монстр, монстр или бог

Опыт Лазло с тортами ненамного отличался от опыта Сарай, так что десерт стал одним из правил, которое они «сочли уместным». Ребята придумали себе своеобразную игру. Один представлял содержимое блюда, а второй с театральным и претенциозным взмахом открывал крышку. Вскоре они обнаружили, что могут сотворить роскошные с виду сладости – но со вкусом возникли проблемы. Нет, тортики оказались не такими уж и плохими. По крайней мере они были сладкими – с этим пунктом они легко справились. Но это была безвкусная сладость, придуманная сиротами, которые прижимались лицом к витринам кондитерских (метафорически, во всяком случае) и никогда ничего не пробовали.

– Они все на один вкус! – посетовала Сарай, отведав небольшой кусочек своего последнего творения. Выглядел торт чудесно: трехъярусный, покрытый розовой глазурью, с сахарными лепестками и такой высокий, что не помещался под крышкой.

– Волшебный фокус, – прокомментировал Лазло, когда торт начал вырастать пропорционально тому, как поднималась крышка.

– Здесь все волшебный фокус, – ответила Сарай.

Но их рецептам не помешало бы поменьше магии и побольше действительности. Воображение, как уже ранее заметил Лазло, все равно в какой-то мере привязано к реальности, а ребята, как ни печально, были невежественны в том, что касается тортов.

– Этот должен быть сносным, – сказал Лазло, совершив еще одну попытку. – Сухейла приготовила его для меня, и я вроде бы хорошо помню вкус.