Мечтатель Стрэндж

Вполне героический вопрос, и если бы в то утро судьба сочла нужным раскрыть свой ошеломляющий ответ, он бы ни за что в него не поверил.

* * *

На завтрак пришли Эрил-Фейн с Азарин, и Лазло увидел их сквозь призму всего, что узнал прошлой ночью. Его сердца болели за них. Сухейла вынесла горячие булочки, вареные яйца и чай. Все расселись на подушках вокруг низкого каменного столика во дворе. Сухейла еще ничего не знала, но чувствовала, что что-то произошло, что-то поменялось.

– Итак, – начала она, – что вы на самом деле там обнаружили? Я так понимаю, что история с понтоном – ложь?

– Не совсем, – ответил Лазло. – Понтон действительно сдулся. – Сделал глоток чая. – Не без помощи мясного крюка.

Чашка Сухейлы звонко стукнулась о блюдце.

– Мясного крюка? – повторила она с округлившимися глазами, а затем прищурилась. – И как же понтон мог наткнуться на мясной крюк?

Вопрос был адресован Лазло, поскольку он казался более склонным к разговору, чем остальные. Юноша повернулся к Эрил-Фейну и Азарин. Право рассказать о случившемся принадлежало им, а не ему.

Они поведали о призраках. Даже назвали многих из них по именам, начиная с бабушки Азарин. Знакомых оказалось больше, чем подозревал Лазло. Дяди, соседи, друзья. Сухейла беззвучно плакала. Они даже видели кузена, который умер несколько дней назад, юношу по имени Ари-Эйл. Все за столом побледнели, испытывая тошноту от мысли, что это значит. Похоже, даже после смерти жители Плача оставались пленниками.

– Либо нас всех прокляли и цитадель – наш ад, – с дрожью прошептала Сухейла, – либо тому есть другое объяснение. – Она твердо посмотрела на сына. Эта женщина не из тех, кто верит в ад, и она хотела услышать правду.

Эрил-Фейн прочистил горло и с огромным трудом произнес:

– Наверху… есть… выжившая.

Сухейла стала белее листа бумаги.

– Выжившая?! – Сглотнула. – Божий отпрыск?

– Девочка. – Воин снова прочистил горло. Казалось, оно противилось каждому слогу. – С рыжими волосами.

Четыре простых слова – «девочка с рыжими волосами», – но какой ураган эмоций они вызвали! Если тишина могла обвалиться – то именно это она и сделала. Если могла нахлынуть как волна и затопить комнату со всей мощью океана – то это и произошло. Азарин будто окаменела. Сухейла вцепилась в край стола. Лазло поддержал ее рукой.

– Живая?! – ахнула женщина, не сводя глаз с сына. Лазло видел, как чувства мечутся внутри нее, настороженный прилив надежды отбивается от твердой почвы ужаса. Ее внучка жива! Ее внучка – божий отпрыск. Ее внучка жива! – Расскажи мне! – попросила она с отчаянием в голосе.

– Больше нечего рассказывать, – ответил Эрил-Фейн. – Я видел ее всего пару секунд.

– Она напала на вас?

Мужчина недоуменно покачал головой. Вместо него отозвалась Азарин:

– Нет, она нас предупредила. – Ее лоб нахмурился, взгляд стал далеким, будто погруженным в воспоминания. – Не знаю почему. Но мы бы все умерли, если бы не она.

Наступило хрупкое молчание. Все за столом обменивались взглядами, ошеломленные и полные вопросов, и Лазло наконец заговорил:

– Ее зовут Сарай.

После этого все три головы повернулись к нему. До этой секунды он помалкивал, отстранившись от натиска их чувств. Те четыре слова – «девочка с рыжими волосами» – вызвали в нем совершенно другую реакцию. Нежность, радость, желание. Все это проникло в его голос, когда он произнес ее имя, и отдалось эхом мурлыканья равидов.

– Откуда ты знаешь? – резко и скептично поинтересовалась Азарин, первой опомнившись от удивления.

– Она сама мне сказала. Она может проникать в сны. Это ее дар. Так она и попала в мой.

Все призадумались на несколько секунд.

– Откуда ты знаешь, что это было по-настоящему? – спросил Эрил-Фейн.

– Ее сны отличаются от всех других, – ответил Лазло. Как он мог объяснить словами, каково быть с Сарай? – Понимаю, звучит глупо. Но она приснилась мне еще до нашей встречи. Даже до того, как я увидел настенный рисунок и узнал, что Мезартим были голубыми. Поэтому я и задал вам тот вопрос. Я думал, что она Изагол, так как не знал о… – юноша запнулся. Его не посвящали в их тайный позор. Божьи отпрыски. Слова так же ужасны, как название города. -…детях. Но теперь я знаю. Знаю… все.

Эрил-Фейн уставился на него, но это был невидящий, немигающий взгляд человека, смотревшего в прошлое.

– Тогда ты знаешь, что я сделал.

Лазло кивнул. Кого он видел теперь, глядя на Эрил-Фейна? Героя? Палача? Исключали ли они друг друга, или палач всегда будет затмевать героя? Могут ли они существовать бок о бок, две противоположности, как любовь и ненависть, которые он терпел три долгих года?

– У меня не оставалось выбора, – сказал Богоубийца. – Мы бы не вынесли, если бы они выжили. Магия ставила их выше нас, и они бы снова поработили нас, когда выросли. Риск был слишком велик.

Слова звучали так, будто их произносили уже много раз; взгляд мужчины молил Лазло о понимании. Тот делал вид, что не замечает. Когда Сарай рассказала ему, что сделал Эрил-Фейн, он полагал, что Богоубийца раскаивается. Но вот же он – защищает свои убийства!

– Они были невинными.

Воин весь съежился: