Мечтатель Стрэндж

Призраки не подчинялись тем же законам, что и живущие. Если они выглядели так же, как при жизни, то лишь по собственному желанию: либо верили, что они и без того идеальны, либо же боялись потерять последнюю связь с реальностью в виде собственного знакомого лица, или – как в случае с лакеем Кэмом – им попросту не приходило в голову менять обличье. Но это случалось довольно редко. Большинство из них со временем вносили хотя бы небольшие изменения в свои фантомные формы. Младшая Эллен, к примеру, при жизни была одноглазой (второго глаза ее лишила богиня в дурном настроении). Но при смерти она вернула его, а также увеличила себе оба глаза и сделала гуще ресницы.

Но истинным мастером посмертного превращения была Старшая Эллен. Ее воображение – орудие чудес, и с помощью призрачного образа она выражала свое вечно меняющееся и удивительное внутреннее «я».

Этим вечером она надела венец из гнезда с элегантной зеленой птичкой внутри, выдающей разные трели. Всего лишь иллюзия – но она была идеальна. Лицо женщины осталось более или менее прежним, лицом матроны: высокие скулы, розовые круглые щеки – «щечки счастья», как называла их Сарай, – но на месте белых как вата волос были листья, колыхающиеся позади нее словно на ветру. Она поставила на стол корзинку с печеньем из кимрильской муки – таким же безвкусным, как суп.

– Хватит тявкать и рычать, – упрекнула она. – Что вы там говорили о поцелуях?

– Да ничего, – ответил Ферал. – Руби пыталась утопить меня в слюне, вот и все. Если подумать… кто-нибудь из вас видел Кэма в последнее время? Он же не умер где-то в луже слюны, правда?

– Ну, он определенно умер, – подметила Сарай. – За слюну не ручаюсь.

– Наверное, он где-то прячется, – вмешалась Спэрроу. – Или молит Минью освободить его от этих мук.

Руби оставалась невозмутимой:

– Говорите что хотите. Ему понравилось. Могу поспорить, что сейчас он сочиняет об этом стихи.

Сарай тихо фыркнула. Старшая Эллен вздохнула:

– Эти губки доведут тебя до беды, мой яркий огонек.

– Уж надеюсь.

– А где Минья? – спросила женщина, глянув на пустой стул девочки.

– Я думала, она с тобой, – ответила Сарай.

Та покачала головой:

– Я ее сегодня не видела.

– Я заходила к ней в комнату, – вставила Руби. – Там ее тоже не было.

Все переглянулись. Вряд ли в цитадели можно было пропасть без вести – разве что спрыгнуть с террасы, но из них пятерых Минья бы сделала это в последнюю очередь.

– Так где же она? – задумалась Спэрроу.

– В последнее время я ее редко вижу, – отозвался Ферал. – Интересно, где она проводит время…

– Меня ищете? – раздался голосок позади них. Голосок детский, звонкий, как колокольчик, и сладкий, как сахарная глазурь.

Сарай обернулась и увидела Минью в дверном проеме. С виду шестилетняя девочка, она была неряшливой, круглолицей и тощей. Ее большие глаза блестели, как могут блестеть только у детей или спектралов, но отнюдь не невинно.

– Где ты была? – спросила Старшая Эллен.

– Заводила новых друзей. А что, я опоздала на ужин? Что на этот раз? Только не суп.

– Я так и сказала, – задрала нос Руби.

Минья подошла ближе, и всем сразу стало ясно, кто подразумевался под «новыми друзьями».

За ней будто ручной питомец следовал призрак. Умер он недавно, на его лице было написано потрясение, и Сарай почувствовала комок в горле. Только не еще один…

Он шел за Миньей по пятам – зажато, словно борясь с принуждением. Может напрягаться сколько влезет. Теперь призрак в ее власти, и сколько бы сил он ни прилагал, это не вернет ему свободу. В этом дар Миньи. Она вылавливала духов из воздуха и заставляла их служить ей. Посему цитадель полнилась мертвецами: дюжиной слуг, удовлетворявших потребности пятерых детей, которые уже давно не были детьми.

У нее не было прозвища, как у Ферала (Облачный вор), Руби (Костер) и Спэрроу (Орхидейная ведьма). У Сарай тоже была кличка, но Минья была просто Миньей, или же «госпожой» – для призраков, чью волю она держала в ежовых рукавицах.

Необычайный дар. После смерти души становились невидимыми, бесплотными и эфемерными, задерживаясь максимум на пару дней между смертью и исчезновением, во время которых они могли лишь цепляться за свое тело или беспомощно парить вверх, к своему концу – если только их не ловила Минья. С помощью ее дара они становились плотными – из субстанции и материи, если не из плоти и крови. Они могли работать руками, целоваться, говорить, танцевать, любить, ненавидеть, готовить, учить, щекотать и даже убаюкивать детей на ночь – но только если Минья им позволяла. Они полностью находились под ее контролем.

Этот оказался юношей. Он все еще оставался в своем мирском облике. Сарай его знала. А как же иначе? Она знала народ Плача лучше, чем кого-либо, включая их лидеров и жриц. Они – ее темные творения. Они – ее ночи. Рано или поздно они все умрут и будут уповать на милость Миньи, но пока они живы – значение имела лишь милость Сарай.

– Представься, – приказала Минья призраку.