Мечты сбываются

Вот, оказывается, куда он клонит! Он хочет сказать, что Юлия-ханум армянка, а потому ее дальнейшая деятельность на азербайджанской сцене обречена. Чингиз остается верен себе!

— А что из того, что она Юлия Минасовна Минасян? — спрашивает Баджи, в свою очередь с вызовом отчеканивая три последние слова.

Чингизу ясно, что Баджи его поняла. Но, опасаясь повторения урока, полученного в свое время на репетиции «Ромео и Джульетты», он не решается ответить прямо.

— Что из того? — переспрашивает он. — А то, что с нашим приходом на сцену многим старым актерам и актрисам придется уступить свои насиженные местечки. Особенно это коснется старых актрис, места которых займут наши молодые, такие, как ты и Телли. Разумеется, старушки, и в том числе Юлия, все это сами хорошо понимают и относятся к молодежи так, как любой человек стал бы относиться к тем, кто собирается вышвырнуть его за борт.

— Вышвырнуть старых актрис за борт? — восклицает Баджи. — Что за глупости ты городишь! Просто нужно помочь нашим молодым актрисам азербайджанкам поскорей стать на ноги.

— Это — слова! А по существу… Послушал бы я, какую песенку ты бы запела, если б сама оказалась на месте этой Юлии!

Телли поддерживает своего друга:

— Эта Юлия, к тому же, завидует нам — ведь мы с тобой получили в «Тетке Чарлея» выигрышные роли молодых девушек, а она — старуха, осталась не удел.

— Но ведь и нас когда-нибудь сменит молодежь, — возражает Баджи. — Все в мире меняется. Таков закон жизни!

Телли небрежно машет рукой:

— Баджи без философии никак не обойтись!

— А, по-твоему, жить, как слепой крот — лучше?

Они долго спорят и расходятся в разные стороны, так и не придя к согласию…

Баджи чувствует себя правой.

Но теперь, встречаясь с Юлией-ханум, она не в силах отделаться от неловкого чувства: может быть, та в самом деле видит в ней человека, который только и ждет, чтоб занять ее место?

Конечно, Юлия-ханум не могла слышать того, что говорили о ней Чингиз и Телли, — она оставалась в фойе, — и все же Баджи испытывает стыд, как если б Юлия-ханум присутствовала при разговоре и не Чингиз и Телли, а она, Баджи, так дурно и зло о ней говорила.

Как радостно поэтому в один из ближайших дней услышать от Юлии-ханум:

— У нас дома время от времени собираются друзья. Али-Сатар и я очень хотели бы видеть среди них и тебя!

КОСТЮМЕРША

— Кто там? — доносится из глубины комнаты женский голос, едва Баджи переступает порог.

Эта комната сплошь, заставлена шкафами, ящиками, картонками. Всюду развешаны костюмы, платья. Воздух насыщен запахом нафталина.

— Это я, Натэлла Георгиевна, — Баджи! Я к вам на одну минутку, можно?

— Хотя бы на час!

Из-за шкафов появляется полная женщина лет сорока пяти. У нее смуглое желтоватое лицо, черные глаза, черные брови и совершенно седые волосы. В высоко поднятой руке она держит вешалку, на которой висит новенькое голубое платье с бантами.

Лицо Баджи расплывается в благодарную, виноватую улыбку.

— Я ведь только хотела справиться…

— А уже, как видишь, готово! А ну-ка, примерь!

Натэлла Георгиевна — заведующая костюмерным цехом. Под ее началом несколько человек: портнихи, сапожник, прачка. В ее обязанности не входит заниматься примеркой театральных костюмов, но бывают обстоятельства, когда она предпочитает заняться этим сама.

Ловкими, умелыми движениями накидывает она на Баджи платье, в котором той предстоит выступать в «Тетке Чарлея». Она внимательно осматривает его детали, с неожиданной для ее полной фигуры легкостью опускается на колени, закалывает одну булавку за другой, что-то приметывает. Затем, отступив на несколько шагов и прищурившись, долгим взглядом оценивает платье в целом.

— А ну-ка, повернись!

Робко, опасаясь измять платье, Баджи поворачивается.

— А ну, еще раз! Так! Ну, теперь хорошо!

Баджи бросает взгляд в огромное зеркало, доходящее до полу, и мысленно переносится на сцену в этом голубом красивом платье. Да, теперь совсем хорошо!

Остается поблагодарить костюмершу за внимание и уйти. Но что-то удерживает Баджи. Костюмерша чувствует это и, указывая Баджи на табурет, предлагает:

— Присядь, расскажи что-нибудь о себе, ведь ты у нас в театре новичок!

Баджи не любит рассказывать о своей жизни: не так уж много было в ней хорошего и тем более интересного, чтоб рассказывать. Но в глазах костюмерши она читает нечто большее, чем простое любопытство. И Баджи рассказывает о своем детстве в Черном городе, о жизни в Крепости, о том, как она стала актрисой.

Узнав, что Баджи живет на промыслах и каждый день ездит в город, тратя на поездки по нескольку часов и иной раз не успевая даже пообедать, костюмерша сочувственно качает головой:

— Нужно тебе, девушка, переехать в город, иначе — изведешься.

— Легко сказать: переехать! А как оставить брата?

— Сколько лет ему?

— На пять лет старше меня.

— Не маленький, значит!

— Но, кроме меня, у него никого нет.

— Не женат он, что ли?

— Холостой.

— Ну, значит, поторопится жениться!

Голос у костюмерши низкий, гортанный, с грузинским акцентом. Манера говорить резкая, пожалуй даже грубоватая.