Мечты темнокожей девочки

Говорят, в Нью-Йорке бриллианты рассыпаны прямо под ногами. Деньги падают с неба. Говорят, цветные там могут хорошо устроиться. Для этого нужно только распрощаться с Гринвиллом. И чтобы кто-то помог пересечь этот

рубеж.

Как реку Иордан.

И тогда попадаешь в рай.

Начало отъезда

Когда мама возвращается из Нью-Йорка, она сообщает о своих планах – мы переедем туда вместе с ней.

Мы пока не были нигде, кроме Гринвилла,

и Нью-Йорк для нас – просто фотографии

из журналов,

которые мама нам показывает.

Еще две она хранит в сумочке – на них наша тетя Кей.

На одной рядом с ней

еще двое.

Мама объясняет, что это Берни и Пичес.

– Мы когда-то дружили еще здесь, в Николтауне.

– Молодежь всегда говорит о друзьях,

когда хочет уехать в Нью-Йорк, – произносит бабушка.

Мама с улыбкой смотрит на нас и продолжает:

– Мы обязательно переедем. Просто сначала мне нужно

кое-что уладить.

– Не представляю, что я буду делать,

когда все вы уедете от меня, —

говорит бабушка печально. – Не представляю, что я буду делать, – повторяет она.

И в ее голосе еще больше печали.

Запахи детства

Мама выходит на крыльцо с чашкой в руках и не спеша пьет кофе. Две ступеньки – и ноги ступают

на росистую траву.

– Таких запахов в Нью-Йорке нет, – говорит она.

Я спускаюсь к ней. Роса холодит мои ноги, под легким ветерком тихонько шелестят листья на деревьях. Мы одни на дворе, я и мама.

Она пьет кофе, подслащенный сгущенкой, на спине болтается косичка, темные пальцы вертят чашку. Стоит попросить, и она поднесет ее к моим губам, даст отхлебнуть сладко-горького напитка.

Раннее утро, птицы только что проснулись и гоняются друг за другом, перепрыгивая с клена на сосну и обратно. Так и течет здесь время.

– Зимой клен облетит, будет голым, – произносит мама. – Но сосны, они и тогда останутся зелеными, живыми.

И этот воздух я буду помнить всегда.

Даже когда мы уедем в Нью-Йорк.

– Здесь всегда так пахнет, – говорит мама. – Мокрой травой и соснами.

Так пахнут воспоминания.

Время урожая

Когда в Папочкином саду все поспевает,

мир наполняется разными словами, которые я не могу

произносить без смеха:

вьющаяся фасоль и помидоры, окра и кукуруза, душистый горошек и сахарный горох, салат-латук и сквош.

Кто бы мог подумать,

что в южной земле таится столько разноцветного, и как небрежно мы произносим все эти осенние смешные слова, означающие дары, которые в умелых бабушкиных руках

превращаются

в волшебные яства.

Взрослые разговоры

Теплым осенним вечером, когда неугомонные сверчки затянут свою песню и ласковый ветерок пахнет соснами, к нам приходят тетя Люсинда, мисс Белл или еще кто-нибудь из соседок, чтобы «немножко отдышаться» и «посидеть поболтать», и устраиваются на нашем крыльце, укутав колени лоскутными одеялами.

И тогда мы можем послушать взрослые разговоры.

Хоуп, Делл и я тихонько сидим на ступеньках.

Мы знаем: одно наше слово, и женщины замолчат,

а бабушка пальцем тут же укажет нам на дверь

и мягко произнесет:

– Думаю, детям пора спать, – и мы отправимся в дом. Потому мы не произносим ни звука, сидим, прислонившись к лестнице. Хоуп опустил голову и поставил локти на колени.

Теперь-то уж мы узнаем обо всем, что происходит на нашей улице и в домах, где убираются наши соседки,

о Сестрах в Зале Царства и уехавших родственниках, которых мы редко видим.

Ночью я вспоминаю эти рассказы и шепотом пересказываю все Хоуп и Делл:

– Она одна из тех, кто уехал из Николтауна днем, бабушка говорит, она ничего не боялась.

Пересказываю каждую историю.

Выясняю, в каких местах я что-то не поняла или пропустила,

когда голоса становились тише. Шепчу и шепчу,

пока по тихому дыханию брата и сестры не понимаю,

что они спят.

Потом эти истории оживают у меня в голове снова и снова,

пока реальная жизнь не исчезает

в колыбельных сверчков

и моих снах.

Табак

Лето кончилось, осень приносит глоток прохлады в южной жаре.

Дедушка возвращается домой, на дороге

в темноте

мы видим лишь тусклый огонек его сигареты,

слышим, как он приветствует соседей,

и его покашливание.

Петь громко у меня уже не осталось сил,

и я пою дедушкину песню про себя:

Где свадебный ужин нас ждет на столе?

На дереве том, в глубоком дупле. А-хам-м-м…

Старики говорили, что стоит попробовать щепотку земли на вкус – и сразу можно сказать о табаке все: какие посевы уже поспели, а какие еще

рано убирать.

На каком поле можно сажать, а какое должно отдохнуть годик.

Я еще не знаю,

что иногда земля может

и не выполнить обещание.

Сейчас урожай убран,

табачные поля распаханы под пар.

Дедушка снова кашляет,

а земля ждет того, кто засеет ее, чтобы вернуть

ему все сторицей.

Как слушать № 3

Посреди ночи дедушка

кашляет прямо надо мной.

И сам пугается.

Мама уезжает из Гринвилла

Поздняя осень, пахнет дровами, в центре гостиной поставили пузатую печку, и ее черная труба, как теплая рука, тянется к потолку и исчезает.