Мы просим, чтобы навестил нас поскорее, напоминаем ему все его обещания съездить на Кони-Айленд, в парк развлечений «Палисейдс», купить куклу Крисси, у которой растут волосы, машинку фирмы «Тонка», книжку «Путешествия Гулливера», конфет.
Он говорит, что не забудет, и спрашивает: «Разве я не человек слова?» —
и все кивают, кроме мамы.
Трудно не заметить, как взметнулись ее брови, какой взгляд
она бросила в сторону своего младшего брата,
как поджала губы. Однажды
посреди ночи в нашу дверь постучали двое
полицейских,
они искали Роберта Леона Ирби.
Но дяди в тот раз у нас не было.
Поэтому мама вздыхает и говорит:
– Будь осторожен!
Просит:
– Ради бога, Роберт, не попади в какую-нибудь
историю.
Он обнимает ее, обещает, что не попадет, а потом
исчезает.
Другой воздух
Я возвращаюсь в Бруклин и не застаю Марию дома. Она гостит где-то на севере штата в одной семье, у которой, по словам ее мамы, есть бассейн. А потом ее мама ставит передо мной тарелку и говорит, что прекрасно знает, как я люблю ее курицу с рисом.
Мария наконец возвращается. Она загорела,
на ней новый костюмчик с шортами. Ее не узнать.
– Я жила у белых, – рассказывает она. – У богатых белых. Там, на Севере, даже воздух другой. Даже не знаю,
с чем сравнить местный аромат!
Она протягивает мне жевательную резинку, на обертке яркими буквами написано «Бабл юм»:
– Вот что они там жуют. Город назывался Скенектади.
И весь остаток лета мы с Марией покупаем
только «Бабл юм», надуваем огромные пузыри,
а я заставляю подругу рассказывать мне все новые и новые истории
о белой семье из Скенектади.
– Они твердили, что я бедная, и задаривали меня разными вещами, – делится она. – И мне приходилось объяснять им, что мы живем не в бедном квартале.
– На следующее лето тебе нужно съездить на Юг, – говорю я. – Там все по-другому.
И Мария обещает поехать.
На тротуаре рисуем классики, для этой игры мы приноровились использовать осколки шифера, а где только найдем гладкие камни, тут же пишем мелом «Мария и Джеки – подруги навеки». Исписали весь тротуар, и в конце концов
по нашей стороне улицы невозможно пройти,
не увидев под ногами наши имена.
Хайку о сто шестой школе
Жаклин Вудсон.
И вот я в четвертом классе.
Дождь за окном.
Учусь у Лэнгстона
Великан-эгоист
В сказке про Великана-эгоиста маленький мальчик обнимает его, а до этого Великана ни разу в жизни никто никогда не обнимал.
Великан полюбил мальчика всей душой,
но однажды мальчик вдруг исчезает.
Когда он снова появляется, на руках и на ногах у него
глубокие раны, как у Иисуса.
А Великан умирает и попадает в рай.
Когда учительница первый раз читает эту сказку нашему классу,
я пла́чу весь день. Мама, вернувшись вечером
с работы,
застает меня в слезах.
Она не понимает, почему мне хочется слушать
такую грустную сказку снова и снова,
но отводит меня в библиотеку за углом,
где я умоляю найти и выдать мне
книгу.
«Великан-эгоист» Оскара Уайльда.
Я читаю сказку снова и снова.
Как и Великан, я тоже полюбила Иисуса-мальчика, в нем есть что-то светлое и чистое, и мне так хочется быть его другом.
А потом однажды учительница вызывает меня к доске и просит прочитать вслух эту сказку. Но мне даже книжка не нужна. История про Великана-эгоиста у меня в голове, она там живет. Каждое слово врезалось в память.
На одном дыхании я рассказываю классу всю сказку
до самого конца, когда мальчик говорит:
– Как тебе удалось? Как ты сумела выучить
всю сказку слово в слово? – спрашивают
одноклассники.
Но я не знаю, что ответить, и пожимаю плечами. Как я могу объяснить, что истории для меня как воздух, я дышу ими и не могу надышаться.
– Как талантливо! – хвалит учительница и улыбается. – Джеки, это было великолепно!
И теперь я знаю, что мой Тингалайо – это слова.
Слова – мой талант.
Стихи о бабочках