Мед

На такой же «Газели» шесть месяцев назад она отправила мне все мои вещи в черных мешках: вперемешку одежду, обувь, бумаги, милые безделушки, которые я привозил… мы привозили из поездок.

Мы никогда не опускались до уровня открывашек, магнитиков из дьюти-фри и даже каких-нибудь крафтовых штук из хиппи-магазина на побережье – забытая на столе в кафе зажигалка с надписью You are not alone1 с изображением пляшущих скелетов, плавающая в луже игрушка, кепка, принесенная прибоем, вязаная сумочка, подаренная старушкой-кечуа на острове Титикака…

Прилив в Бразилии принес нам самый лучший «трофей» – мячик «Уилсон». Только, в отличие от персонажа из «Изгоя», наш мячик был не белый, а в цветах бразильского карнавала. Вернувшись, я поставил его на стакан с изображением Багза Банни, который мы нашли в аэропорту Шарль-де-Голль год назад. Серые сводчатые крыши, повторяющие форму собора Парижской Богоматери, влажный холод из трубы-тоннеля, серый перрон с желтыми надписями Do not cross и Ne traverse pas2, и прямо посреди него – стакан с Багзом Банни, грызущим огромную морковь… «Уилсон» поместился сверху, и вместе они стали похожи на кубок Премьер-лиги. Мячик стал нашей последней находкой: больше мы никуда не ездили.

– Валерий Александрович, так как давно вы расстались?

– Что?

– Как давно не живете вместе?

– Шесть месяцев.

– Но видели жену две недели назад?

– Да.

– Но ее номер телефона не используется шесть месяцев.

– Не знаю.

– И вы ей до этого не звонили?

– Нет.

– Почему?

– Потому что расстались.

– А как тогда вы встретились? Договорились?

– Случайно.

– Как именно случайно?

– Люди как-то встречаются.

– А поточнее?

– Я ждал ее у подъезда.

– Ясно.

Пальцы-присоски запорхали от клавиатуры к лотку принтера, который с мягким шелестом печатал – как будто вышептывал бумагу. Я не хотел смотреть ни на Поддубных, ни на Кочубея. Оглядел кабинет: он был свежеокрашен в персиковый цвет, наличники двери – кристально белые, не захватаны руками жертв («Отпустите-помогите!»). Столы – обычные икеевские, а не металлические «гробы» с прикрученными лоханками пепельниц. В такой обстановке почему-то было еще тревожнее.

– Судя по базе, ее бывший муж умер семь лет назад, – сказал Коломиец.

– Может, это был гражданский муж.

– А как его зовут, этого гражданского мужа, или парня, или ухажера?

– Она называла его Ани.

– Ани? С ударением на И?

– Да.

– Это фамилия или имя?

– Не знаю.

– Давайте тогда напишем: «Бывший гражданский муж – имя уточнить». Так, по списку: психотерапевт, бывший тренер, домработница, бывшая сестра, бывший брат – его вычеркнули, бывший гражданский муж, так… Что-то у нас тут много «бывших» получается?

– Ну да.

– Кто-то еще?

– Двоюродный брат. Я его никогда не видел – живет далеко.

– Где конкретно?

– В Башкирии. Может, в Киргизии… в Туркмении? Да какая разница! Где-то далеко.

– А, понимаю… Московский шовинизм: все, что дальше Садового кольца, – далеко и «какая разница». Все-таки проверьте! – он подхватил из «шепчущего» лотка два листа. – Список ближайших родственников и знакомых. А это протокол опроса.

– Хорошо, что не допроса.

«Хочешь допрос? – Будет тебе допрос!»

– И еще: проверьте машину и вторую квартиру. Судя по базе данных – на Ленинградке. Вы о ней знали?

– Да.

– Ключи от нее есть?

– Да, есть.

– Еще проверьте ценные вещи: пропало что-то или нет.

– Проверю.

– От квартиры, которая здесь, у вас есть ключи? Вы же расстались…

– Временно не жили вме-сте… Да, есть.

Я нащупал в кармане кожаный овал – брелок ручной работы. Я подарил его Юле во время нашей поездки на Сицилию. И получил тогда первое сравнение с бывшим, «гражданским мужем, или парнем, или ухажером»: «Я не девочка! Мне бриллианты дарят!»

В коробке было два брелока – одинаковые божьи коровки, обе алого цвета: одна с черными пятнами, вторая – с белыми.

– Я подпишу пропуск и пока идите.

«Пока идите!» – обрюзгшие Поддубные ухмылялись, а Кочубей по-джокеровски растянул тонкие губы в улыбке: «Ну что, не получилось обмануть следователя? Ха-ха!»

– Спасибо.

– Пока не за что.

***

– Ваш пропуск, пожалуйста! – сказал очень толстый полицейский в будке на выходе.

И почему так часто бывает, что крупные люди работают в маленьких пространствах? В будках, в кабинках…

– Пропуск? Пропуск, да… Я не могу найти… я не могу… – к горлу подкатило что-то, как будто хочется блевать и кричать одновременно. – У меня жена про-па-ла. Же-на…

– Ну, ничего, разберемся! Следователь разберется… – «будочник» кивнул в сторону кабинета Коломийца. – Жизнь продолжается. Ваш пропуск, пожалуйста… – я увидел его бейдж с символической фамилией Дорогомилов.

Я, наконец, нашел бумажку.

– Проходите, пожалуйста, – Дорогомилов нажал на кнопку, вертушка пикнула и провернулась.

***

На ступеньках БРОВД, как жители «Золотого» называют ОВД на Бронной, я вдохнул новый воздух. Не режуще-колючий, как час назад, когда шел сюда, а влажно-терпкий – запах ранней московской весны.

Жизнь продолжается.