Мед

Отключил кофемашину, в шкафу нашел кулек молотого кофе – странно, что тот не попал в один из черных мешков, как все остальное, связанное со мной. Положил в чашку побольше, залил кипятком, подождал, пока остынет, выпил, открыл мусорный бак, бросил туда ботинок, сверху полил кофейной гущей, вернулся в прихожую, нашел второй «гарсон», бросил туда же.

Стильную «казнь» ботинок хотелось отметить. В шкафу должна была остаться спрятанная бутылка виски – за двумя большими мешками с рисом: один сорта «жасмин», второй – «для ризотто». Их мы купили в аэропорту Хайнаня в порыве начать готовить здоровую пищу дома, чтобы быть больше похожими на семью. Ни один из мешков мы так и не распаковали: семья у обоих подсознательно не получалась, зато пузатые бока упаковки служили мне тайником для бутылки.

Юля не переносила алкоголь ни в каком виде. Кажется, у нее вызывали ярость даже пакеты с рекламой «Джим Бим». И просто прятать бутылку было мало: надо было скрывать еще и запах выпивки. Так я изобрел «виски-чай»: в большую кружку наливал треть заварки, треть виски, треть кипятка, дальше – побольше лимона, пару ложек малинового варенья и мед (побольше меда, хоть я его ненавижу – эту тягучую гадость! – но именно мед отлично скрывает запах спирта). Из всех ингредиентов с малиной было больше всего проблем: Юля ее тоже любила, и малина быстро заканчивалась. И наоборот: мед всегда был – в огромном белом контейнере в кладовке.

Бутылка оказалась в тайнике. Я достал ее, понюхал: виски выветрился, запах напоминал прокисший творог, но хоть так! Заварил крепкий чай, решил не добавлять мед и лимон – теперь не от кого скрывать. Сделал пару больших обжигающих глотков.

Алкоголь начал действовать ко второй половине кружки. Я сел, прислонившись к колонне в центре гостиной, «прекрасно зонирующей пространство», как говорила Юля… Как говорит Юля! Подмигнул разлапистому «Честерфилд», на котором мы провели столько времени, смотря фильмы, обсуждая всякую всячину… Достал «Список Коломийца», хотел вычеркнуть «Лера, бывшая сестра», но потом просто поставил «птичку» напротив.

Второй пункт – домработница Галина: самая «простая» из шести имен.

– Галина, добрый день! Юля пропала.

– Валерий Александрович! Да как же может быть…

На этот раз отставлять телефон не потребовалось: Галина ограничилась несколькими «не может быть».

– Галина, когда вы приходили, не замечали, что что-то не так?

– Нет, все было хорошо. Юленька была такая тихая, такая спокойная, такая…

Я мысленно попросил Галину сказать то, ради чего я приезжал каждое утро, прятался в машине, пил джин и смотрел, когда Юля выйдет, потом – когда вернется с выпечкой и бумажным стаканом, всякий раз находя одно и то же подтверждение.

Юля – счастливая! Без меня она счастливее и лучше!

– Такая спокойная! – сказала тактичная Галина.

– А когда вы приходили в последний раз?

– Две недели назад. А потом я пришла, но никто не открыл. Я звонила, но телефон не отвечал. Я подумала, что она уехала и забыла предупредить.

– Может, кто-то приходил? Ну… незнакомый?

– Нет. Я никого незнакомого не видела. Но Юленька сразу уходила, когда я убиралась, а возвращалась под конец. Да и что там было убирать? У нее и так был порядок. Белье погладить, полы помыть. Посуду она сама мыла…

– Ну да.

– Все будет хорошо, Валерий Александрович! И у вас, я верю. Главное – помнить, что жизнь…

– Да… продолжается.

Я отключил вызов, посмотрел на номер три: «тренер по пилатесу Сусанна». Это благодаря ей я стал «мальчиком из трущоб». В первый месяц, когда мы стали жить вместе, Юля устроила мне «тур» по ее немногочисленным подружкам. С Сусанной мы встретились в ресторане «Магадан» – из только зарождающейся тогда дурацкой категории гастробаров. Сусанна оказалась высокой блондинкой с телом норвежской лыжницы, сиськами калифорнийской порноактрисы и лицом рязанской девки на пороге гормонального увядания.

На «смотринах» она не особо обращала на меня внимание: они о чем-то болтали с Юлей, а я смотрел с балкона на Фрунзенскую набережную, и меня почему-то не оставляло ощущение фальши. В этих синюшных кусках краба, который вовсе не с Камчатки, а может, и не краб даже, в этой пене из перемолотых огурцов (ну, разумеется, слово «огурцы» не подходило для гастробара, а «корнишоны» – подходило), а еще – фальшь была в самой Сусанне.

А может, главная фальшь была в наших с Юлей отношениях?

Я сказал что-то про камчатского краба. Или что корнишоны – это просто огурцы. И в целом про явление гастробаров, за что и получил от Сусанны: «Ты что, как мальчик из трущоб?»

С тех пор я регулярно выслушивал от Юли про «мальчика из трущоб».

Четвертым в списке был психотерапевт Борис. Во время нашей первой и последней сессии, на которую мы пошли «работать над отношениями», он сказал: «Сожалею, но придется развестись». На столе стояла коробка салфеток с одной вздернутой, как чуб у персонажа аниме. Я ею несколько раз ударил Бориса. Пара «чубов» вылетели, Борис опрокинулся в кресле, а секретарша за дверью стала звонить в полицию.