Мед.ведь.ма (СИ)

— Я хотела наказать всех, кто был виноват в моём несчастье. — Я посмотрела на его кисти, они пострадали из-за меня. Он бросился на огонь, на факел, в который я превратилась, он рисковал собой, чтобы спасти мою жизнь. Он появился два с половиной года назад, как дух, утверждавший, что будет оберегать меня, и выполнил свою миссию. Я до глубины души оскорбилась на обман, который он с товарищами изобрёл, но именно тогда, когда я перестала слушаться его — моего духа, — началась трагедия. На мои губы наползла тень благодарной улыбки. — Но в последний момент я вдруг поняла, что виновата в своих несчастьях только я сама. И наказать мне стоит себя.

— Ты ни в чём не виновата, Медведьма! — Тэхён сполз со стула и, встав на колени на полу, оказался впритык к моей постели, положив на неё локти и взяв осторожно в свои ладони мою. Я привычно её отдёрнула. Не потому, что было больно, а потому, что с тех пор, как во мне потоком открылись способности, неукротимые, лавинообразные, поглощающие припадками мой разум, я срывалась на видения при любом касании, неодушевленный предмет я трогала или человека, я сразу же видела прошлое или будущее, истории, драмы и праздники, окружавшие объект, от чего с трудом могла отбиться. И теперь испугалась, что опять провалюсь в пропасть предсказаний. Впрочем, может, через бинт ничего не случится? Перчатки меня спасали.

Ви опечалено отвёл ладони, от которых я отшатнулась, приняв жест на свой счёт и я, спеша исправиться, поймала сама его руку, тихонько сжав своими пальцами.

— Прости, я не хотела угодить в видения, больше ничего. — Его плечи расслабились, и он кивнул, показывая, что понял. Чёлка его подпрыгнула и упала обратно. Серьга знакомо посверкивала. — Я не хочу тебя обижать, и должна сказать тебе спасибо за спасение, но… я ещё не знаю, рада ли ему? Не знаю, смогу ли вообще радоваться чему-либо?

— Сможешь! — просиял Ви, похоже, пытаясь убедить меня именно теплотой улыбки, а не какими-то аргументами. — Сможешь, Эя! У всех бывали безрадостные моменты, и у меня, и у сильных людей…

— Ты тоже сильный, — заметила я.

— Нет, так кажется. Я не сильный. Ты думаешь, что я не доверчивый, не глупый? Что я не обжигался? Ну, не в таком смысле, а на людях, плохих людях… Если бы у меня была возможность тогда, я бы рассказал тебе многое, очень многое, и о себе, и ты бы поняла, что со всеми случается… ну, всякое, знаешь. Плохое, чёрные полосы. Но для того и нужно верить в лучшее, чтобы выйти на белую полосу.

— Ты не понимаешь! Во мне такой сумбур, такая путаница! Я не знаю, как распутать всё в себе. Я смотрю на тебя и думаю: «Он хороший, очевидно же, что хороший!», и мне делается так страшно, страшно допустить эту мысль, поверить ей, страшно обмануться! Наверное, нет ничего больнее предательства, Ви, как ты думаешь?

— Я согласен, Эя, согласен! — Из его глаз потекли слёзы, те, которых у меня больше не было. А из него они выходили так свободно, и в то же время я чувствовала, что в нём есть какой-то особый источник этих слёз, какой-то надлом, какая-то непроходящая боль, рана, что непрерывно кровит, и из-за неё он чутко откликается на чужие страдания, горюет со всеми, потому что не может нести в себе какое-то бремя, и в то же время избавиться от него не может. На миг я пожалела, что бинты мешают мне проникнуть в глубину загадочной души Тэхёна. — Эя, быть жертвой предательства — это больно, но, поверь мне, быть предателем — куда больнее, рано или поздно предателей съедают муки совести, с этим невозможно долго жить спокойно. Разница в том, что от жертвы зависит, прощать или нет, а что дальше зависит от предателя? Он не может заставить простить себя, он совершает преступление, которое не в его силах более исправить. А ещё, — я никогда не видела Ви таким торопливо говорящим, он шмыгал носом, вытирал его повязкой на тыльной стороне ладони, и продолжал, — вот ты говоришь, что страшно, когда хороший оказывается плохим, а знаешь ли ты, как страшно, когда плохой оказывается хорошим? Когда ты должен ненавидеть, избавиться, сокрушить, но понимаешь, что не можешь, что человек заслужил лучшего. Это тоже страшно. Ошибаться всегда страшно, но если не ошибаться — как же жить? Где ты видела жизнь без ошибок? Когда мы открываем коробку конфет с разными начинками, мы ищем с той, которая нам понравится, и редко кто попадает с первого раза, обычно сначала откусывают от той, которую доедать не станут — отложат. Это же не значит, что ты перестанешь отныне есть конфеты? Нет, ты постараешься запомнить, какой формы была та, что не понравилась. Или больше не будешь покупать ассорти, или станешь спрашивать у продавца…

— Продавцы тоже обманывают, лишь бы купили, — вздохнула я, всё ещё держа руку Тэхёна.

— Да пусть обманывают! — махнул он свободной. — Ты пойми, это их делает хуже — их, и больше никого! Никто не пойдёт туда, где обманывают, никто не поверит человеку без репутации, если он её загубил, а чем плохи доверчивые люди? Ничем, Эя, они — свет, они те, благодаря кому этот мир ещё не рухнул!

— Но их постоянно используют! И им больно.