— Наверное, этого никто не мог сделать, ведь чему быть — того не миновать. — Я невольно повторила мимику Ви, сведя грозно брови. В воздухе витали воспоминания, они опускались на нас, как назойливые, жирные, дурно пахнущие мухи, на лапках которых всегда хранятся частицы нечистот, и нельзя было говорить о настоящем дне, не упоминая произошедшего, прилипающего, прилипнувшего насовсем. Я не могла отбиться от памяти, хранившей в себе Вона, и это было самое неприятное. — Хотя, наверное, если бы ты первым… если бы ты до… до Вона, — выжала я из себя это слово, произнеся с суеверным ужасом, как приносящее несчастье, — сказал мне то, что говорил он… Я бы откликнулась. Я хотела быть любимой. Но не теперь.
— Я не умел, — прошептал Тэхён, — я не думал, что это что-то даст… Я не имел права добиваться тебя, ведь мы должны были тебя спасти. Это противоречит нашим правилам… нам положено быть одинокими. Иначе будет трудно. Но сейчас… сейчас я понимаю, что исключения бывают, и… и неужели поздно, Эя? — с надеждой воззрился он на меня.
— Тогда моё сердце было свободно. Теперь оно больно. И я ничего уже точно не знаю. — Я пугливо, быстро отмахнувшись от картин той ночи, вспомнила, как переспал со мной Вон. Как я увидела, что он спал с Черин. Тошнота во мне поднялась до кончика языка, я сомкнула челюсти и сглотнула слюну, чтобы избавиться от кислого привкуса. Мне было противно и гадко. Я любила его, но то, как он поступил со мной — уничтожило всё хорошее, что могло остаться от той ночи. Я презирала акт совокупления и, совершенный добровольно, нынче он ощущался насилием, и я не представляла, как смогу повторить это с кем-то ещё. Даже с безобидным, на первый взгляд, Ви. От этой мысли я тоже избавилась поскорее, казалось осквернением думать о нём в подобном плане. Когда-то я искренне полагала, что у него нет половой принадлежности, и он поддерживал этот миф.
— Обычно время помогает излечить больные сердца, — вздохнул Тэхён. — Главное, начать жить дальше.
— Как? Я потеряла столько времени! Я хотела быть медсестрой, но не получила образование. Чем я займусь? Я хочу вернуться в Тибет, найти наш с бабушкой дом…
— Там нечего делать, Медведьма, — не командным, а просительным тоном заметил Ви. — Тибет — одно из самых опасных мест на Земле, там море преступников, что ты надеешься там обрести?
— Покой.
— Тогда тебе лучше поехать с нами. Ты должна вернуться в Корею, где родилась.
— Для чего? Я выросла в Китае, я ничего не знаю о той стране, кроме её языка…
— У тебя там дедушка. — Я запнулась, услышав это. Мои глаза остекленели, вылупившись на Тэхёна.
— Дедушка? — Глаза, изумлённые, опять вернулись к подозрительности и прищурились. — Врёшь?
— Нет, это действительно так. Наш настоятель, к которому мы вели тебя тогда… он признался, откуда знал твою бабушку. Они… в общем, ты его внучка. Это чистая правда, я и сам был шокирован, — Ви разрумянился, хохотнув своим бархатистым баском, — он же нас всех воспитал, он наш наставник — очень мудрый человек, почти святой. А тут такое открытие! Он очень хотел увидеть тебя, познакомиться с тобой. Он сам уже староват, чтобы покинуть обитель. — Тэхён внимательно ждал моей реакции, которой не было. Я глубоко задумалась над этим всем, что же делать, как быть? Неужели у меня всё-таки есть хоть один родственник? — Понимаю, ты можешь думать, что это очередной обман, но… Чживон обманул тебя и исчез, Эя, а я рядом: мы все, золотые, и Чонгук, и Шуга. Мы готовы нести ответственность за каждое своё слово, даже если оно было по какой-то причине враньём. Мы хотим искупить наш грех. И мы никуда не пропадём. Если бы ты не пропала тогда… если бы он не забрал тебя, мы бы никуда не делись, Эя. Я никуда не денусь, обещаю. Да, ты подумаешь, что это снова одни слова… но вот же, я здесь. Все эти два года мы искали тебя и, наконец, нашли. И я не навязчиво упрашиваю тебя, обещая рай и сказочную жизнь, я прошу тебя, предлагая вариант, который кажется мне более надёжным, чем прозябание где-то в Тибете. Да, в нашей обители нет нормальных условий, там чтобы приготовить — надо растопить печь, чтобы помыться — натаскать воды, чтобы жить — копаться в земле, обихаживать сады, убирать за козами, пропалывать огороды. Там не рай, но лично я только там понял, что такое счастье.
Он закончил и, отпустив руки друг друга, мы снова отдалились. Ви сел обратно на стул. Мы повернулись в сторону окна, каждый погрузившись в собственные впечатления и мечты, если они ещё были. Тэхён всегда чувствовался мне каким-то родным, тем, который ближе других, такой же, как я — замкнутый и брошенный, без опоры в жизни, без твёрдой почвы под ногами. Услышав частично его исповедь, я поняла, почему что-то нас связывало, мы с ним словно отброшенные обществом, и, в то же время, он нашёл себя и людей, которые его приняли, а я ещё нет. Могла ли я найти благо и счастье там, где их нашёл Тэхён?