Мед.ведь.ма (СИ)

— И я бесконечно счастлив, что я первый. — Стягивая под признания с неё трусики, Бобби откинул их и положил ладонь на освобожденную ягодицу. Кровь забурлила в венах, с такой страстью он никогда не желал никого, ему хотелось трогать, мять и гладить это тело, наслаждаться им, вминать себя в него. — Я хочу тебя, Дохи, безумно хочу, хочу, — сопровождая поцелуями слова, он вновь одолел атаками её губы, хватаясь за её бёдра, стискивая их, плутая руками по сдобным бочкам и круглым грудям. Его длинные ноги развели её коленки в стороны.

— И я тебя люблю, Чживон, — сказала Дохи, отдаваясь окончательно и бесповоротно. Забыв о свете, о том, что их что-то смущало в себе, о лишних складках, об ущербно выглядевшей руке, они подарили себя друг другу не замечая внешних недостатков. Их любовь восполняла всё собственным достоинством настоящего и искреннего чувства, и только красоту они могли увидеть рядом с собой.

***

О Кошачьей тропе меня предупредили, но я всё равно не думала, что подъём окажется таким трудным. Этот путь точно был сделан не для людей или, как минимум, не для слабых, неопытных и трусливых. Может быть, летом, когда сухо и нет льда, я бы поднялась самостоятельно, но по зимнему склону, с наледями, завалами снега и непредсказуемыми скатами на ломающихся, хрустящих корках под сугробами, меня буквально затаскивали наверх Тэхён с Чонгуком. Мне было даже неловко, что я, уроженка гор, выросшая в Тибете, не сумела преодолеть Кошачью тропу, но ребята успокоили, что это даётся зимой не всякому, и даже летом по ней забраться — то ещё испытание. Что ж, хотелось верить, что я не безнадёжна.

Иногда я оглядывалась назад, силясь увидеть крыши храма Хэинса, от которого мы начали пеший маршрут. До храма нас подкинул рейсовый автобус, а вот дальше явно не хватало фуникулёра. Нет, если бы был подъёмник, то на Каясан ездили бы все, кому не вздумается, а меня по-прежнему манило обещание того, что в Тигрином логе тихо, нет суеты, лишних людей, нельзя встретить случайных прохожих.

Белоснежные вершины не обещали никаких обжитых мест. Я не удивлялась, что монастырю удавалось успешно прятаться, ведь догадаться о его наличие на горе никак невозможно. Нет указателей, следов, протоптанных дорожек. В интернете (по дороге сюда мне показал Ви) сказано, что при Хэинса есть монастырь и небольшая буддийская школа, но даже приехав сюда, если кто-нибудь знающий не укажет начало Кошачьей тропы, вряд ли сыщешь путь.

Но много-много времени спустя, по моим ощущениям через целую вечность, мы всё же вскарабкались, оказавшись перед высокой каменной стеной, крепостной, оборонительной, какие строили столетия назад. Башен не было, из-за стены ничего не выглядывало. В ней — глухие дубовые ворота с калиткой. В неё-то Чонгук и постучал. Открылось маленькое зарешеченное окошко, тут же закрылось, и открылась калитка. Ви махнул головой, приглашая меня внутрь. Я вошла следом за Чонгуком, повыше подняв ногу над порожком. Отворивший нам привратник был с закрытым до самых глаз лицом, но эти самые глаза беззастенчиво пробежались по мне, и видно было, что они — глаза, — настроены весьма фривольно.

— Опять девчонка? — сказал он моим спутникам. — Да вы издеваетесь?

— Это Элия, — представил меня Тэхён, но, видимо, моё имя уже в каком-то контексте упоминалось здесь, потому что незнакомец посерьёзнел, и больше не сказал ни слова, лишь поклонившись в знак приветствия. Я была в шапке и куртке с капюшоном, моя альбиносность не виднелась, поэтому даже если слухи обо мне ходили, с первого взгляда было не узнать, что это та самая бесцветная ведьма, которая устроила шторм в Сингапурском проливе и чуть не спалила лучшую воительницу Шаньси. — Настоятель у себя? — уточнил Ви.

— Да, недавно видел его там.