Медальон (СИ)

Колени встречаются с землей. Гулящая волна боли от ступней до ягодиц заставляет сжаться. Одной рукой вожу по сырой шероховатой земле в надежде, что глаза меня обманывают.

Но нет, ничего кроме пыли и крошек глины под руки не попадается.

Мечты ломаются, как сухие еловые ветки с хрустом и болью.

— Амо, ты неудачница, признай это….

Грустный смешок бьет по ушам.

Ну я хотя бы нахожусь в дали от обезумевшего племени. Чем не причина для радости?

Судя по всему, даже вождь Вихо не очень хочет связываться с ними. Как смириться с тем, что Медальон снова выскользнул из моих рук?

Прозрачные алмазы сами катятся по щекам, оставляя мокрые точки на тонкой ткани платья.

Я планировала, что камень вождей станет разменной монетой— билетом в обратную жизнь. И ведь удалось договориться, не сегодня, завтра я бы вдохнула сладкий запах свободы.

Руки дрожат от обиды и боли, зубы стучат от бессильной злобы.

Ставлю свечу на стол и безжизненно впиваюсь взглядом в пляшущий язычок.

— Прости. Я так легко согласилась расстаться с тобой, что ты сам решил покинуть меня. Прости…

Пламя вдруг трещит яркими искрами, они летят обжигая чернотой деревянный стол. На стене отражая незатейливые фигуры.

Вперёд -назад. Вперёд- назад, словно маятник.

Я сгорбившись, будто не молодая девушка, а старуха, что одной ногой в могиле — встаю. На другом конце стола, за угол уцепился шнурок. Отцепляю.

Да и не шнурок это вовсе, а медальон!

Камень молчаливо покачивается, как бы насмехаясь надо мной.

Он давно утратил свой магический блеск, но как оказался подвешенным на столе, остаётся загадкой.

Я прижимаю оникс к губам, он как всегда отвечает тёплом.

—Прости,— ещё раз шепчу ему.

Закрепляя на ходу медальон, я делаю последнюю попытку отыскать злосчастный «фантик».

Пропал.

Я плюхаюсь на землю.

Невероятно греет душу мысль, что кто-то в неразумном племени печётся обо мне не меньше бабушки Мискодит—записка с ритуальной подсказкой, гениально.

И правда, Когда есть малейшая поддержка извне, человек перестаёт чувствовать себя безнадежно одиноким, я не исключение.

Возможно, я не владею силой медальона полностью, но теперь нас с ним связывает ещё одно звено— щит.

— Как, скажи на милость, мне с тобой расстаться после этого?

Сдержанный стук отвлекает от мук выбора. Я несмело покосившись на дверь замираю в ожидании..

Немного погодя постукивание повторяется, на сей раз более требовательно, словно пришедший теряет последние капли терпения.

— Да?— отзываюсь, заранее подозревая, кто мой «незванный» гость.

В шатёр входит хмурый Точо, с видом прискорбным, как никогда.

Нехотя цедит:

— Бабушка просила передать!

— Как у такого бездушного человека, может быть такая милая, заботливая бабушка? Признайся, тебя подкинули? — невинно хлопаю глазами.

Точо в недоумении приподнимает бровь, наверное, до глубины души ошарашен внезапным вниманием к своей скромной персоне.

— Ешь,—как можно жёстче произносит.

Я откровенно разглядываю его с ног до головы, все тот же неотесанный хам. Тем не менее, меня восхищает с каким почтением индейцы относятся к старшему поколению, даже этот изуродованный головорез ропщет перед хрупкой старушкой.

«Что это? Трепет? Любовь? Уважение? Что заставляет напрочь прогнивших людей, так круто перевоплощаться, когда речь идёт о близких?»

Скорее всего, ответы на эти вопросы я ищу не в том месте.

Не злому и насилием пропитанному индейцу же их задавать. У него это скорее инстинктивно происходит, на любовь такие типы не способны.

Устав от моего откровенного молчания Точо, ставит маленький глиняный горшочек с вытянутой крышкой на пол, и захлопывает за собой полог, вновь ограждая меня от остального мира.

Я только завидев Точо с «передачкой» на пороге приняла решение отказаться пробовать что бы там ни было внутри, но ноздри дразняще щекочет невероятно аппетитное благоухание. Тёплое. Густое.

Аромат притягивает и отдаётся в каждой клеточке мозга опьяняющими удовольствием.

Обещая взглянуть лишь глазком, я приоткрываю содержимое горшочка наполовину.

— Оленина,— громко восторгаюсь.

Желудок о существовании, которого я подчистую забыла издаёт громкий раскатистый рокот, приказывая вылизать содержимое до чиста. Сопротивление бесполезно.

Я впиваюсь в сочный кусочек мяса, невоспитанно чавкая от удовольствия. Жир течёт по пальцам.Понимаю, что со стороны выгляжу, как жалкая шавка у миски с едой, но мне так вкусно, что эта визуально непотребная мелочь меня не заботит.

Замечаю рядом крошечный кувшин размером с ладонь.

Быстро закончив с мясом, словом, порцией, которого не наелся бы и пятилетний ребёнок, я откупориваю кувшин и сразу брезгливо отворачиваюсь. Нос опаляет пьянящий душок, ничто иное, как перебродившей вино. Откладываю подальше сию непригодную для питья смесь, не решаясь удивлять свой организм новыми кулинарными шедеврами. И принимаюсь думать, что же делать дальше.

Не найдя решения я вновь подхожу к кувшину. Принюхиваюсь. Теперь это больше напоминает Горькие травы, почти такими же меня поила Юна в первую нашу встречу.

Долго не думая, а залпом осушаю кувшин. Противная горечь, кажется закрадывается в каждый уголок тела, от неё не избавиться.