Медальон Таньки-пулеметчицы

– Обещаю. – Таня проводила глазами новую знакомую и, стащив с себя гимнастерку, облачилась в длинный полосатый халат – подарок Ганса. Кинув мешок в тумбочку без ручки, стоявшую рядом с кроватью, Маркова села на краешек и обхватила голову руками. Мысли о спасении крутились в голове, как волчок, не давая покоя. Ей казалось, что сейчас она словно между небом и землей, для нее нет ни своих, ни чужих или же все чужие, все враги: и немцы, и русские. Чтобы спастись, нужно приложить усилия и набраться терпения. Что ж, она подождет, она и так слишком долго ждала. Однако стоило ли медлить? Госпиталь не так далеко от Локотии, а оттуда немцы уже начали драпать. Нет, пора готовить пути к отступлению и здесь. И помогут ей в этом мужчины. Соблазнение – ее беспроигрышный вариант. Со следующего дня Маркова стала действовать по четко разработанному плану. Она выходила во двор госпиталя, где фрицы, порой полуголые, занимались спортом, стараясь хоть как-то разработать затекшие конечности, надевала платья, плотно облегающие фигуру, подчеркивавшие все ее прелести, однако немцы, вероятно, наслышанные, с каким диагнозом лежит эта лихая бабенка, лишь настороженно улыбались ей, и ни один не хотел сойтись поближе. Татьяна понимала, чем вызвано их нежелание знакомиться, однако не знала немецкого, чтобы объяснить, что здорова и чиста, как белая роза. Она немного сменила тактику, садилась поодаль, стараясь прислушиваться к их разговорам. Может быть, кто-то знает немного русский? По-русски с грехом пополам говорил только один, Густав, ефрейтор, повар, из поволжских немцев, но родившийся в Германии, низенький, белый, толстый, рыхлый, вызывающий скорее тошноту, чем желание оказаться с ним в постели. Но в ее положении было не до выбора, и, выждав удобный момент, Татьяна подошла к нему. Густав чистил картошку, что-то мурлыча под нос.

– Помощь не требуется?

Он вздрогнул от неожиданности, и рыхлое тело заколыхалось, как поднимавшаяся квашня. Марковой стало и смешно, и противно.

– Твоя не требуйся… – с акцентом пояснил он. – Сифилис, гонорея – прочь…

Татьяна огляделась по сторонам и присела на деревянную скамеечку, стоявшую возле его ног.

– Ни сифилиса, ни гонореи. Найн, – вспомнила она простое немецкое слово. – Обман. Плена боялась. Только не говори никому, назад вернут. – Женщина встала и погладила его жирную спину. – Не думала, что среди немцев есть такие красивые мужчины… – Она прижалась к нему всем горячим телом, и произошло то, чего Маркова и ожидала: Густав раскис.