Вспомнил он, как пришел в себя, как разговаривать начал, как спросил, что в городе творится. Думал: а вдруг горожане, узнав о зверстве, которое комиссары в Ипатьевском доме учинили, на улицы высыпали и даже, может, арестовали иродов за беззаконие кровавое и судить будут. И как он едва в горячку не впал, когда узнал, что городские газеты пишут.
Царя расстреляли, а его семью вывезли в надежное место. Да уж, надежное. На тот свет. Куда уж надежнее! И ведь как и где схоронили, ни одной живой душе неизвестно. Но Павел о своих мыслях помалкивал. Даже хозяйке с дочкой о виденном в Ипатьевском доме ни словечком не обмолвился. А стреляли в него на улице бандиты, медальон вот сорвали с груди, а больше поживиться было нечем. Так вот он и жил. Солнечными пятнами на потолке любовался, чай пил, выздоравливал, а потихоньку плакал. Плакал о великой княжне, о ее оборванной жизни, о других невинно убиенных. А по ночам ему иногда снился крик горничной: «Слава Богу! Меня Бог спас!», и тогда он кричал сам во сне. А Маруся прибегала к нему в одной сорочке, накинув на плечи платок, и клала ему на лоб холодный компресс. Да разве тут компрессом поможешь?
Когда Павел встал и первый раз вышел на улицу, в городе уже вовсю хозяйничали белочехи и Законодательное собрание Урала. Если город и встречал чехословацкие части как освободителей, то очень скоро пожалел об этом от всей души. Чудом Павлу удалось выжить в этой безумной кровавой мясорубке, в которой еще почище, чем при большевиках, хватали, арестовывали, избивали, грабили.
Тюрьмы переполнены, дергают людей без всяких оснований — глянул не так, оделся не по вкусу, слишком богато, или наоборот, — оборванец. Расстреливают всех подряд, монархистов, анархистов, эсеров, большевиков — тех непременно. Обращение с арестованными жестокое. По углам слышно перешептывание: «При большевиках не было такого произвола, как теперь».
Письмо Центрального Областного Бюро Профессиональных Союзов Урала — Совету министров, Уральскому, Сибирскому правительствам и Национальному совету чехословацких войск. (Они даже не знают, к кому именно обратиться.)
«Вот уже второй месяц идет со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного Сибирского Правительства и войсками чехословаков, и второй месяц граждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, самосудов и расстрела без суда и следствия.