Медальон Великой княжны

Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму, заполнены почти все здания в большинстве невинно арестованными. Аресты, обыски и безответственная и бесконтрольная расправа с мирным населением Екатеринбурга и заводов Урала производятся как в Екатеринбурге, так и по заводам различными учреждениями и лицами, неизвестно какими выборными организациями, уполномоченными.

Арестовывают все кому не лень, как то: военный контроль, комендатура, городские и районные следственные комиссии, чешская контрразведка, военноуполномоченные заводских районов и различного рода должностные лица. Факты производства ареста и обысков несколькими организациями и лицами не могут быть терпимы ни при одном Правительстве, и особенно имея в виду предстоящую войну с немцами».

Павла от подобной участи спасла опять же добрейшая Агафья Дмитриевна, раздобыв ему бумажку инвалида и на всякий случай спрятав в погребе. Поскольку никто из соседей Павла толком не видел, при большевиках лежал он тихонько дома, при белых еще тише сидел за занавесочками, а то и вовсе в подполе, удалось ему пережить и эту напасть. Раз в начале сентября, сидя возле окна, он увидел, как по улице патруль волок каких-то избитых мужиков в гимнастерках, один из них споткнулся возле Павлухиного окна, получил прикладом в шею, выругался и кое-как поднялся. Павел из-за ситцевой с кружевной оборочкой занавески как раз успел разглядеть знакомца своего по Ипатьевскому дому Кабанова, того, что вместе с Юровским и Никулиным семью расстрелял.

Эх, что ни говори, а есть справедливость на свете! Есть. И Павел, перекрестившись, пересел подальше от окошка, очень при этом надеясь, что ждет злодея заслуженная участь. «Хорошо б белочехи и остальную сволочь похватали и к стенке! Ваську, например, Курносова, может, не успел сбежать с комиссарами, хоронится где-нибудь сейчас в подвале, шкура», — размышлял Павел, беря с лавки сочное желто-красное яблочко.

А ближе к Крещению сыграли они с Марусей свадьбу. Да какая свадьба в такое-то время, так, обвенчались потихоньку, да и делу конец. Да и то, что толку сохнуть по девице, которая и живая бы тебе не досталась, а уж теперь… Царствие ей небесное и вечная память! А Маруся, она живая, горячая, да и хозяйка на все руки, и дом опять-таки свой, и у матери на сестру милосердия выучилась, должность в госпитале имеет. Чего ему еще?

Август 1937 г.