— Ну ты подумай, как жизнь людей сводит. Васька Курносов, говоришь? — дослушав рассказ, покачал головой Иван. — Тогда в спину стрелял, убить хотел, а сейчас из окружения вынес. Да, Васька всегда был парень горячий, сперва по сопатке даст, потом разберется. И на почве борьбы с классовыми врагами у него пунктик был. Боролся он с ними до безжалостности. А вообще он мужик хоть и вспыльчивый, но надежный, ни подлостей от него, ни интриг каких я никогда не ждал. А это немало. Наверное, и арестовали за то, что слишком много выступал, наверняка кому-нибудь на больную мозоль наступил, я эти дела помню. — Иван затянулся, выпустил сизую струйку и искоса взглянул на Павла. — А что за медальон он у тебя украл, как-то я не понял, жена, что ли, подарила или от родителей остался на память?
Павел покраснел. Эх, проболтался, дурак, помалкивать надо было! Почему надо было помалкивать, он и сам толком не понимал, но уверенность такую имел.
— Да вроде того, — промямлил он, а потом, сам стыдясь своего вранья, ответил по-честному: — Княжна мне его подарила, со своим портретом. Почти перед самой казнью сунула в руку потихоньку, когда в саду гуляла. На память, мол. Тогда уже Юровский здорово за всеми следил. В доме своих людей поставил, дисциплину навел, Никулин тот и вовсе всегда в комендантском кабинете ночевал. Не вздохнешь, не охнешь. Я его спрятал, медальон, думал, не видит никто, ан нет. Курносов углядел-таки. И когда в ту ночь за мной гнался, с груди снял, падла, не поленился, хоть и честный пролетарий, — зло проговорил Павел. — Себе прибрал, не стал большевикам сдавать добро.
— Дела, брат, — как-то растерянно протянул Иван. — Сама, значит, подарила, со своей фотографией? На память… Я, значит, с пирогом в тюрьму…
— Вань, я так думаю, пирог тут ни при чем, я за нее перед Курносовым заступился. Когда они измывались над ней, в уборную одну не пускали, и вообще, — торопливо напомнил Павел.
— Да, да. Помню.
— Иван Сидорович? Иван Сидорович, ну что же вы? Я вас по всему госпиталю ищу, вам же сегодня повязку снимать, а вы тут сидите, дымите, — спешила к ним, меленько перебирая ножками, пухленькая медсестра Даша. — Лушин, и вы здесь? Только вам вставать разрешили, вы уж и рады. Простудиться решили? Ну-ка быстро в палату. А вы, Иван Сидорович, идемте. Вас врач ждет, — подхватывая Скороходова под руку, стрекотала Даша.
— Ну, бывай, Павел, пошел в перевязочную. Увидимся еще, — махнул он Павлу на прощание рукой.