Медальон Великой княжны

— Что ж это, говорю, за улица такая? А рядом со мной солдатик сидит на мостовой, калека безногий, это, говорит, Невский проспект, деревенщина ты этакая. Главная улица империи. Разговорились с ним, он сам местный, куда, говорит, тебя занесло, дурачину? У нас тут голодуха, жрать нечего, все бегут, кто куда может, а тебя в Питер принесло. Я, конечно, слыхал, пока ехал, что хлеба в Петрограде нет, голод, да как-то глупо не думал о том, что мне самому, значит, есть нечего будет, мне тогда главное было подальше от дому сбежать. В общем, деваться-то все одно некуда, прибыл уже, и показал мне тот солдатик улицу, по которой ровнехонько к Петросовету выйти можно, тоже длинная, широкая, Суворовский проспект называлась, сейчас-то переименовали в Советский. Широкий тоже, прямой. Я тебе вообще скажу, Ленинград это тебе не абы что, столица бывшая, там, брат, такие дома красивые, как дворцы, улицы прямые, широкие, Эрмитаж, дворец то есть царский. Я туда на экскурсию ходил, и даже не раз. Иду по залам, а сам Ипатьевский дом вспоминаю и все думаю: как это им после таких хором — все в золоте, в малахите, потолки высоченные, как в храме, красотища — в такой вот домишко, да еще и с решетками на окнах? А знаешь еще что? — совсем уж перешел на шепот Иван, — в Петергофе, это пригород такой Ленинграда, там дворцы царские, дачи всяких вельмож и все такое прочее, есть дача Николая Романова и его семьи, небольшой такой дом на пригорке с видом на море, парк кругом, красота, так вот на втором этаже этой дачи до войны был дом отдыха для Петросовета, и меня один раз года за четыре до войны наградили путевкой в этот самый дом отдыха. Веришь, нет, я всю ночь проплакал как дурак, хорошо, соседи по комнате храпели, так что рамы дрожали, никто моего позора не видел. Всю ночь княжон вспоминал, Марию Николаевну, все чудилось мне, что тени их по комнатам блуждают и вздыхают тяжко так, жалобно. Мол, за что нас горемычных, что худого мы людям сделали?

Павел от таких рассказов только головой качал и глаза таращил, а потом вдруг приуныл и тоже вздохнул, протяжно и жалостно.

— Да ты после войны приезжай ко мне, — встряхнулся Иван. — С семьей приезжай. У меня комната большая, хорошая на улице Петра Лаврова, недалеко от Смольного. Перед войной мы с женой должны были квартиру получить, да не успели. Так что приезжай. Эрмитаж тебе покажу, и вообще.

— Спасибо. Дожить бы еще до после войны, — как-то неохотно ответил Павел. — А что же с тобой тогда-то в восемнадцатом было?