Медальон Великой княжны

— Никуда я не пропал. Как большевики меня в тюрьму засадили, так я там белочехов и дождался. А когда они пришли, стали заключенных проверять, а у меня в бумагах написано, мол, враг трудового народа. Меня, понятно, на свободу. Про то, что царя караулил, я им рассказывать не стал на всякий случай. Они, знаешь ли, Романовых тоже не особо жаловали, но мало ли что? Вышел я, прошелся по улицам, посмотрел, послушал и понял. Драпать мне с Урала надо. Не дай бог донесет кто, чем я тут занимался до ареста, может, белые повесят за то, что Советам служил, может, большевики, за то, что царским дочкам пироги таскал, — тихо, почти в самое Павлухино ухо рассказывал Скороходов, зорко посматривая по сторонам. — Ну и двинул я, значит, на вокзал, сел в первый попавшийся поезд и деру. И добрался я аж до самого Петрограда.

— Да ну?

— Точно тебе говорю, — усмехнулся Павел. — Как добирался, рассказывать не буду, можно целую книгу писать. Однако же добрался. Выхожу на вокзальную площадь, ну, думаю, прибыл, а дальше-то что? Денег ни копейки, жрать хочется, спать негде, город большой, это сразу видно, куда деваться?

— Ну? — Павел слушал Ванькин рассказ как завороженный. Сам он дальше деревни в пяти верстах от Екатеринбурга, Свердловска по-новому, и не был никогда, если фронта не считать. — А как Ленинград, что ты там видел-то?

— Подожди, я по порядку, — солидно притормозил его Иван. — Ну вот. Выхожу из вокзала, площадь большая, дома высокие, каменные, царь посреди площади стоит на коне, народ суетится, автомобили ездят, страшновато, не знаешь, к кому и обратиться. Матросы с красными повязками патрулями ходят. Куда, думаю, податься? И тут вдруг как в голову шибанет: в Совет народных депутатов. Куда ж еще мне, рабочему человеку, за помощью идти? Только где ж его искать? Отошел я от вокзала, вижу — улица, точнее, проспект, длиннющий, широкий, прямой, вот как по линейке, и конца ему не видно, в дымке теряется, а из дымки золотой шпиль просвечивает, как игла в небо воткнулась.

У Павла от таких удивительных чудес и, честно признаться, зависти даже рот раскрылся.