Медбрат Коростоянов (библия материалиста)

– Как, как? Феликс Ильич? – не хохотнул, рассмеялся, будто резануло громом. Крупный мужик, басистый. – Феликсов Эдмундовичей встречал, Ильичей разных тоже, и Леонидов, и Владимиров, на пятак ведро. Но чтоб Феликс, да еще Ильич! Гибрид на все времена! Тебе случайно таксидермисты на будущее гонорар не предлагали? Ради посмертного использования? Шучу, не обижайся. Биографию оставь при себе, я наизусть знаю. Когда родился, где учился. Потому и сказал, что без предисловий. Ну?

– Баранки гну. Простите. Тоже шутка, – я обозлился опять, в особенности задели таксидермисты: однако, подколочки там у них. Или у НЕГО. Ладно. – Я узнать пришел.

– Понятно, что не ради моих красивых глаз, – согласился ОН, оставив вне комментариев заявление о баранках. – Пришел, так узнавай, – а глаза у НЕГО в самом деле были красивые, темные, большие, о таких еще говорят «оленьи», девушке в пору, и вообще во внешности присутствовало нечто цыганское, баронское.

– Скажите, пожалуйста. Что вы знаете о пациентах нашего стационара такого, чего не знаю я? То есть, до сих пор, – спросил неловко. Иначе говоря, ни о чем. Оставалось только ожидать насмешливой или, того хуже, гневной отповеди. А после велит катиться ко всем рогатым в омут.

– Что называется, расписной поварешкой, да по лбу! Прыткий какой. Может, тебе еще секретные планы Плесецкого космодрома начертить? Или я мысли читаю на расстоянии? – ОН глумился, но прогонять вроде пока не собирался.

– А вы хотели, чтобы я дергал по одному перья из павлиньего хвоста? Раз уж Благоуханный вам звонил, то не за тем, дабы поведать, как солнце встало. Значит, детально пересказал нашу с ним беседу. Вот я и спросил, как вы сами предпочли, чтобы без лишних предисловий.

– Соображаешь. Даром, что философ, – ОН посмотрел на меня, будто на подлежащую препарированию, полудохлую лягушку. Даже и в полутьме салона я уловил, как напряглось, подобралось все его крупное тело. Саблезубый тигр, взбивающий земляную пыль перед прыжком, ястреб, камнем ринувшийся вниз на беспомощную черепаху. Но тут же ОН отвернулся. Видно, не показалась ему съедобной дичь. – Так и быть. Слушай. Но и только. Потом никаких вопросов, все равно ничего больше не скажу.

За все время, пока ОН вел относительно краткое свое повествование, «большой человек» ни разу на меня взглянул. Будто бы адресовался исключительно к мерцающей синеватым светом штуковине сбоку на рулевой панели, очень напоминавшей окошко осциллографа, с бегущими непрерывной чередой многоразрядными числами, обозначавшими невесть какую хрень. Впечатление – словно бы говорил сам с собой, а уж если кто подслушал, так это его, слушателя, собственные страх и риск.

Это случилось несколько месяцев назад. На православную пасху. В одной весьма и весьма солидной компании. Настолько избранной, что у рядового медбрата воображения не хватит, будь он трижды философ. ОН пришел не один, а с подручным подхалимом, старым пнем и старым псом, которого держал возле не за прошлые услуги и заслуги, но в силу укоренившейся привычки. Любому большому человеку нужен на подхвате маленький человечек. Этакий дрессированный хорек: тяпнуть, кого укажут, навонять, где прикажут, пролезть куда скажут и куда без мыла не протиснуться – и затем нырнуть обратно в хозяйский карман. Знал хорек много, но без глубинного разумения, слухов имел в запасе, хватило бы на целый «спецхран», но без системного учета, был в курсе всего происходящего и еще не произошедшего, что твоя «курилка» ТАСС, однако с трудом мог сложить два и два. Полезное существо, впрочем, самостоятельно, без верховного надзора, ни на что не годное. Один грех, в последние сход-развалочные годы стал регулярно закладывать за хорьковый воротник и крепко. Но ОН этому значения не придавал, пить – не колоться, дело обыкновенное, опять же – для снятия повседневного стресса, не всякий молодой и здоровый осилит дорогу сквозь будни демократического реализма. А тут старый хромой черт, никак не могущий взять в толк, что же такое происходит на торжище молодых бесов? ОН своего служебного хорька жалел, и потому частенько брал с собой. Пусть проветрится, на коротком поводке, авось, и пригодится. Но в тот раз не доглядел.