Гуляли вразнос. ОН не любитель застольных мальчишников для великовозрастных «державоукрепителей», потом неизбежно перетекающих в оргии с гетерами. Но нужно быть в курсе всего, да и мало ли что кому не по вкусу! Вот когда однажды в Намибии с местными вождями угощался печенными на углях, тьфу-ты, пропасть! тараканами, в кулак, или то были другие какие жукообразные… Доводилось, доводилось, много где – проехали! На чем ОН там…? Ага! Предлагалось к угощению все, что положено в таких случаях. Икра, понятно, не кабачковая, коньяк – ровесник его дедушки, шампанское – брют для разгону, дорожащиеся перворазрядные шлюхи, отличающиеся от дешевых классной упаковкой, но отнюдь не содержанием. ОН, как всегда, говорил мало, больше слушал: когда заискивающие слезные просьбы – не безвозмездно спасти и сохранить, – обычно имеющие в задних видах лютую подставу; когда и заманчивые прибыльные предложения, в коих о главной и последней награде – пуле в лоб, – из скромности не упоминают вслух. Знание, оно ведь сила, а знание тайное во все времена особенно ходкая валюта, вовсе не доллары и немецкие марки, как думают многие несведущие. Что же: качал головой, усмехался, отбояривался обозначающим пустое множество обещанием «подумать». Ловил рыбку большую и малую. Потому что, ЕМУ всегда доставало одного короткого косого взгляда, одного случайно вырвавшегося междометия, одного непроизвольного судорожного движения, чтобы досконально понять, какая поганка скрывается под вершиной айсберга ниже ватерлинии. ОН был страшно занят, решалось некое дело, сулившее надежный сговор в пользу пикантного государственного изменения, могущего стать судьбоносным. Да, иногда так бывает, не в кабинетах, но под «ты меня уважаешь», и потому ОН не доследил.
Крутился там один противный хмырь. Опасный, зловредный, и как всякое зло, неутомимый, однажды ему уж надавали по шапке, лучше бы прибили совсем. ОН эту породу знает, как облупленное пасхальное яйцо. Хмырь был из гребцов. Это которые только все к себе и под себя, без разбору, вплоть до таблеток от жадности, лишь бы побольше, и, в конце концов, пожирают собственные внутренности и собственную же блевотину. Термиты, смертоносные для любого государственного древа. Что? Да. Некий Ваворок. ОН попросил бы впредь не перебивать!
Хмырь этот знал – к НЕМУ напрямую не подступиться. Да и на кривой козе не объехать. Но, надежда, она, сука такая, всегда умирает последней. Поэтому хмырь прицепился к подхалиму-хорьку. А старый козел уже успел нализаться вусмерть. Отчего сделался тошнотно падок на лесть. В его дряхлых глазенках, конечно, хмырь залетный был дрянь и шваль, но уж очень хотелось показаться персоной значительной. Опять же, девки кругом, возводят размалеванные очи горе и раздвигают соблазнительно ноги, приманка, пусть и примитивная, виданная и пользованная, но хорек был уже не тот. Возжелалось ему райских яблок напоследок. Скорее всего, хмырь никаких конкретных намерений не имел, старый подлипала при самом лучшем раскладе мог послужить лишь начальной ступенькой к «большому человеку», но, как ОН уже сказал, гребец на то и гребец, дабы зариться на что попало. А вдруг пригодится? Тем паче, хмырь зван был разве для ровного счета, в компанию избранных на равных правах не входил, подумаешь, «коммерс»! Только свистни, пол-Москвы ему подобных сбежится, и разве из одной Москвы? Из Магадана чартерным рейсом на грузовом самолете, лишь бы позвали. Потому как, это запьянцовское застолье и следующее за ним банное утешение самые темные кулуары власти и есть. Власть еще сама того не ведает, что вызревает в ее далеких от телевизионного официоза недрах, тут словечко, там словечко, кто-то вздохнул, кто-то подхватил, и пошло-поехало. Конечно, в тех единственных случаях, когда речь идет о важных людях, рычаги этой власти страхующих или сторожащих для полного устрашения.
А маленького карманного зверька понесло. О действительных статских секретах он ни-ни! Разумеется, ни намеком не обмолвился. Валялся после в ногах и клялся-божился, богоматерью и собственной, родной. Только не его, хорькового, ума было право и дело – судить, какой секрет государственный, а какой так себе, серединка на половинку. Но речь не об этом. Но о том, что именно выболтало хмельное ботало. Заботы давно минувших дней, отставленные до поры, до какой – неизвестно, а многими за сиюминутными надобностями похеренные. Однако прихвастнуть вполне можно. Дескать, в забытом всеми небесными и нечистыми силами Бурьяновске стоит дуб, на дубе том ларец, в ларце селезень, а в селезне утка… Не затруднит ли ЕГО изъясняться прямо, без метафор и аллегорий? Как угодно! Вот в ЕГО время эзопов язык был в чести. Кстати, ОН просил не перебивать! Ну и молодежь пошла, никакого уважения к старшим.