– ВЫ с ума сошли? – это вышел вовсе не вопрос с моей стороны, но риторическое возмущение. – Я же объяснил! Ведь за мной же! Натуральная охота! И ВЫ хотите, чтобы я привел хвост к…
– К кому? – ОН недовольно поморщился, словно бы устыдился моей внезапной непонятливости. – Все равно все дороги ведут в единственное место их схождения. Вот в этом заветном месте ты будешь в безопасности. Дурашка! Только обитатели стационара смогут тебя защитить. А ты думал – ты их? Ну, даешь! – ОН изумился искренне. – Твоя помощь нужна им, что британской королеве метеопрогноз в Звенигороде. А вот их – тебе, еще как! Дуй, давай! – ОН указал коротким кивком на дверь и сам распахнул дверцу со своей стороны. И опять его пальцы совершили вороватое движение вниз, и опять холодно блеснуло в них знакомое колечко.
Мы оба выбрались наружу. Ощущение мое было такое, словно бы я одесский партизан, уцелевший чудом и покинувший катакомбы в последний день войны. И не знающий, не ведающий, какова она будет, грядущая новая жизнь. Я должен был откланяться, после чего идти далее своей дорогой.
– Постой. Просьбы есть? – остановил ОН меня властно и резко, будто стреножил необъезженного, дикого мустанга, слова его полетели ко мне через крышу белого одиозного авто, радиолокационные антенны, точно две часовые стрелки, синхронным дрожанием отбивали последние секунды нашей с НИМ встречи.
– Просьбы? – я уже привычно «тормознул». Очень внезапный ОН человек. Внезапный и неразгаданный. – Разве… У ВАС закурить не найдется? – мой никотиновый запас был, да к вечеру весь вышел, «Бонд» марка дамская, слабенькая, тем более, я давно приучил себя к «Беломору». Стрельнуть сигарету не зазорно, лишь бы не последнюю. Вот только, вряд ли ОН курит.
– Держи. – Ко мне была отправлена по воздуху почти полная пачка ментолового «Мальборо». ОН курил. – Еще? – пробасил ОН раздраженно, словно хотел сказать: мое время дорого. Наверное, так оно и было.
– Больше ничего, – у меня живот подвело от жаркого, голодного нетерпения, но я сдержался.
Мог бы попросить взаймы. ОН бы дал. Как Спицын. Но нет. Только не у НЕГО. И тут до меня дошло. ОН предлагал вовсе не походное вспомоществование, как сентиментальный трактирщик заезжему нищему рыцарю узелок с «чем бог подаст» у коновязи. ОН предлагал мне будущее. ОН был моя золотая рыбка у разбитого корыта. А в корыте – столбовое дворянство, резной теремок и сытая царская служба. ПОПРОСИ.
– Больше ничего, – решительно повторил я. Уж лучше пойду вагоны разгружать. Что угодно, только не из милости. Да и не заслужил я. А за так – гори огнем.
– Как знаешь, – ОН не торопился уходить, будто давал мне последнюю возможность одуматься.
– А вы разве… разве… Нельзя же здесь оставлять, – я указал на капот шпионской машины-перевертыша. – Если вдруг полезет кто.
– Кто надо, не полезет, а кто не надо – туда ему и земля в глотку, и хрен пухом, – открестился ОН злобно от навязанной заботы. – Ты не переживай, сейчас ребята мои подтянутся, отгонят эту барахляндию на базу. А я, друг мой ситный, теперь в метро. Ножками, ножками. Для здоровья полезно. И для правильного мироощущения. Бывай. – Вот тут ОН на самом деле отвернулся от меня и пошел. В сторону проспекта Вернадского. Быстро, бесшумно, не оглянувшись ни разу.
А я вдруг представил себе. Как ОН выходит из черного, крокодилообразного «мерседеса», и два халдея по бокам, для понта и для защиты, и как ЕМУ подобострастно кланяется швейцар какого-нибудь «звезданутого» отеля или хранимого драконовским фейс-контролем «бубнового» ресторана. А что? Вполне! Потом этот же «мерседес» ныряет под своды Боровицкой башни древнего Кремля, где вечно глухие к внешнему миру ворота уже стоят открытыми настежь заранее в ожидании. Тоже вполне. И еще я представил. Безногий бодрячок-инвалид – подайте бывшему исполнителю интернационального долга в республике Афганистан! – щуря красивые цыганские глаза, проворно снует между стиснутых светофорной пробкой разнокалиберных машин, протягивает немытую руку, отпускает сальные шуточки, прячет вырученную милостыню в кармашек на широкой груди. Потрепанный десантный мундир защитного цвета, голубой берет с начищенной кокардой, скрипучее облезлое кресло на колесиках – и это ОН, Алан Квотермейн, коварный охотник на слонов в африканской саване. Если родина скажет «надо!», прикинется хоть бы и бомжом у водокачки, прянет оземь и оборотится, в кого угодно и когда угодно. Я не сильно удивился, если бы когда-либо впоследствии мне довелось встретить ЕГО в первом или втором обличии.