Ибо Гумусов нес какую-то белиберду. Связную, занятную, но не от мира сего. В частности, он заявил, вполне добровольно и с охотой помогая следствию, ужасающую по содержанию вещь. Свободная совесть выйдет вам боком, если не возьмете дело в свои руки. Иначе будет поздно и в dies irae, в день гнева, пойдет прахом вся держава. То есть, попросту советовал работникам органов возглавить бунт. Еще ни о какой свободной совести и не помышляли, так, едва приоткрылся «заманухой» западный волчий капкан. Речь его всем заинтересованным и ответственным лицам показалась сущим бредом. Он толковал им о законах цепной реакции и выборочных совпадениях, о степенях социальной энтропии и об иерархии вынужденно усиленного порядка, языком недоступным и непонятным. Будто бы в истории всегда были, есть и будут события-переключатели. До них еще можно свернуть направо или налево, но после них – только назад и в ноль. Вильнюсским выступлениям он определял именно подобную ключевую роль. А если таких ключей сразу два или три? Понимают они, как важно, чтобы хоть один сработал верно? Они не понимали. И это было немудрено.
Потому что Денис Юрьевич забыл или не знал золотое правило. Инверсия хороша, как прием в литературе. «Лето было жарким». С перестановкой «Жарким было лето». Главное подчеркнуто, значимая цель достигнута. Все довольны, особенно автор. Но в жизни инверсия бесполезна и даже опасна. Нельзя пускать с крутой горы вагоны впереди паровоза. Нельзя доказывать последствия завтрашнего дня, не разъяснив ошибок сегодняшнего. Гумусов начал с будущего, тогда еще далекого, как бы считая других не глупей себя. Очередная, пропавшая даром ошибка.
Недолго решалось, что с ним делать дальше. Не до него. Поскольку он не был местным, и был в некотором роде бунтовщиком, да притом с очевидным психическим расстройством, мудрое начальство сбагрило его с глаз долой в центр, в Москву. Там выслушали, уже более внимательно, и внутренне, пожалуй, дрогнули. Как всегда бывает, если слышишь пророчество, слишком похожее на правду или слишком легко могущее ею стать. Тогда еще карали. Еще хватались за соломинку. Еще могли. Гумусов Денис Юрьевич стал последним направленным к нам клиентом, как всегда без очевидного диагноза, без судебного предписания. На всякий случай, пусть побудет, и кто его ведает, вдруг пригодится. Последний узник замка Иф, с сопроводительным заключением. Последний «паранормальный», с которым не знали, как поступить. Правда, побоялись. Мотивировочка – для собственной безопасности пациента, с бессрочной изоляцией. И, как водится, забыли. Или рассеялись. Или хизнули в той самой цепной реакции, о которой предупреждал их Гумусов. Сам же Денис Юрьевич с некоторым даже удовольствием осел у нас и навеки преобразился в солидного постояльца дурдома, по прозвищу Гуси-Лебеди.
Его видение настоящих сплетений и связей мироздания и обобщение этого увиденного в целостную систему было потрясающим. Он представлялся мне, будто транслятор-переводчик природной реальности в доступную совокупность знаков. Его кредо звучало так: «Нет в мире физическом или духовном ничего кроме законов, не может быть ничего, кроме законов, и по степени познания их сложности классифицируется уровень развития общества». Иными словами, нет под луной и солнцем ничего, что нельзя было бы свести воедино и после предсказать пути его вероятного движения. Все познаваемо, даже то, что кажется сверх человеческой меры запутанным и оттого чудесным и беспорядочным.
Я читал некоторые выдержки из его трактата. Удивительной штуки, из которой порой я, Я – отличник и выпускник философского факультета МГУ, понимал далеко не каждый выверт и взлет его хитрой мысли. Хитрой – в значении: недоступной простому смертному.
Для меня это был как поворот в сознании, хотя, признаться честно, до знакомства с Гумусовым, я не задумывался о подобных вопросах. Как я уже упоминал, труд его, скорее всего, нескончаемый, назывался так. «Несколько замечаний к истинной природе чуда». Этих замечаний набралось уже страниц на пятьсот.