— А ты погромче на всю Обозную верещи, чтобы каждая шлюха услышала! — Балаж не любил острых словечек, но Яков его раздражал.
Старик ждал возле одного из строений, и с надеждой в глазах глядел на Балажа. Стражник по-доброму улыбнулся и подошел к покосившемуся набок дому: ни окон, ни дверей, даже крыльца нет. Из хибары доносились тяжелые вздохи и невнятное бормотание.
— Заходите, панове стражники! — пролепетал старик. — А я на всякий случай у входа подежурю.
Яков хохотнул. Балаж кивнул ему в ответ, и нырнул в черный провал оконной рамы.
— Стража Чизмеграда! — крикнул он. — Властью, данной старейшинами-шоршеткалоками, приказываю повиноваться и выйти из дома!
Никто не ответил. Балаж поглядел на Якова. С присущим ему весельем великан показал на дверной проем, мол, ты первый. Балаж не стал спорить. Под далекий лай собак стражники обнажили сабли и вошли в дом. Балаж запалил свечной фонарь и шагнул внутрь: на потолке паутина, в углу куча гнилого тряпья. Яков шел следом, его шагам вторил жуткий скрип половиц. В полутьме Балаж наступил в лужу нечистот и чуть не поскользнулся. Куча мусора каскадом нависала над полом; стражник поворошил ее саблей, но увы, ничего интересного.
— Зови деда сюда. Никого тут.
Что-то шершавое и липкое схватило его за шею. Лицо обдало гнилостным дыханием, по щекам ударили брызги слюны. К своему стыду Балаж перепугался и не сообразил рубануть врага саблей, а лишь безвольно захрипел в попытке позвать на помощь.
— Где мой сын? — проскрипел противный голос. — Где?! Когда он придет?
— Отпусти. — Острие сабли Якова коснулось лица нападавшего. Тот помедлил, и клинок оставил кровавую борозду на его щеке.
Балаж почувствовал, что снова может дышать. Он закашлялся, голова закружилась, и, чтобы не упасть, он оперся рукой о стену.
Встревоженный старый горбун заглянул в дом, но стражник отмахнулся, мол, выйди.
— Ну, к-курва, — кашлянул Балаж и повернулся к врагу. — Щас я тебе…
Он замолчал на полуслове, как и Яков, с любопытством разглядывающий незнакомца. А поглядеть было на что.
Из полутьмы на стражников таращились пустые глазницы. Отшельник выглядел жутко: длиннющие руки в струпьях, торчащие ребра, гнойные нарывы на бедрах и лобке. Но больше всего пугали жуткие шрамы вокруг глазниц.
— Сын, — твердил старик. — Он придет? Я скучаю.
Нагой мужчина дрожал от холода. Единственное, что хоть как-то его спасало — стоптанные кожаные сапоги, должно быть, бывшие когда-то форменной обувью стражников.
— Ты и одежду у него спер? — бросил Яков дежурившему у входа деду.
Тот многозначительно цокнул.
— Где мой сын? Куда он ушел? — снова спросил отшельник.
— Заткнись, — просипел Балаж. — За нападение на стражника и непотребный внешний вид. — Он запнулся, откашлялся и продолжил — Мы отведем тебя в тюрьму Чизмеграда для дальнейшего разбирательства.
Отшельник вздохнул, опустил голову и издал похожий на рыдание звук. По его щеке скатилась одинокая капля гноя.
— Я не могу, — заканючил он. — Сын скоро придет, мы пойдем на охоту! Наверное, он снова заплачет, когда я убью зайца или лису.
Следующие несколько мгновений впитали в себя слишком много событий. Во-первых, отшельник продолжал говорить, хоть из его рта и вылетело несколько зубов. Во-вторых, Яков не ограничился одним ударом, а продолжил бить упавшего старика ногами. В-третьих, в дом снова заглянул горбатый старик-забойщик, который тут же исчез под матюги Балажа.
— Ну, и где твой сын? — спросил Яков, прижав отшельника ногой к полу. — Где? Пусть явится, спасет папочку.
— Забери тебя болото, да успокойся уже! — крикнул Балаж.
— Он придет, увидите, придет, — прохрипел отшельник, тщетно пытаясь сдвинуть с живота ногу стражника. — И мы пойдем на охо…
На этот раз он не договорил: Яков наклонился и надавил сапогом на ребра. Пока отшельник извивался и натужно хрипел под ногой великана, стражник чуть приподнял брови и расплылся в улыбке.
— Яков, хватит! — сказал Балаж. — Отведем его в тюрьму.
— А какая разница, покалеченного или живого? — бросил через плечо великан. — Или хочешь вместо него лечь?
— Прекрати! Ты же стражник…
Яков обнажил саблю. Балаж не успел среагировать и нелепо замер, когда лезвие почти коснулось его шеи.
— Никто. Никуда. Не пойдет, — отчеканил Яков. — Зови этого горбатого сюда! И саблю мне отдай, быстро!
Балаж подчинился. Ничего, вот повернется напарник спиной.
Горбатому старику заходить в дом очень не хотелось, но Балаж силой затолкал его внутрь. Яков сел на корточки возле отшельника. Бродяга вертел головой по сторонам, разбитые губы настойчиво шептали о сыне.
Яков взял ладонь старика и парой резких движений сломал ему по очереди три пальца. Отшельник взвыл.
— Тише, пан, тише, — произнес Яков со смешинкой в голосе. Бродяга тихонечко заскулил. Яков провел ладонью по остаткам седых волос на его макушке, посмотрел на старого горбуна и добавил: — Зажми ему рот. Живо.
Старик молча исполнил приказ. Яков сел бродяге на живот и коленями прижал его руки к полу. Отшельник захрипел.