— Хозяин сказал, что надо проведать одного хорошего человека. Но дом сгорел… он уже не белый, мастер.
Шавой тяжело усмехнулся последнему заявлению мальчишки.
— А еще хозяин сказал, что с этим хорошим человеком случилось несчастье. Он очень расстроился, увидев, что дом сгорел. «Они выжгли не только его глаза.» — прошептал тогда хозяин, но я услышал. Боже, он говорил про вас?
— Да. Это был мой дом, — сказал оружейник. — Вы заходили внутрь?
— Нет. Темнело, мы боялись, что скоро появятся Псы.
— Что-то должно уцелеть. Возможно, они не вскрыли железный шкаф. Послушай.
— Да, мастер!
— Не кричи. Ты снова сходишь к дому и кое-что поищешь.
— Хозяин не отпустит меня.
— Отпустит. Позови его.
— Хорошо.
— Эй! Мальчишка!
Оклик застал Доместико где-то в дверях.
— Да?
— Где твоя семья?
Теперь долго молчал мальчик. Шумно дышал через нос.
— Я остался один, мастер Шавой. Один на белом свете.
И Доместико ушел. Шлепанье кожаных подошв постепенно стихло.
Шавой лег, сжимая в кулаке повязку.
— На белом свете… — повторил он. — Белом… все лучше темной бездны, малыш…
И он залился нервным дробленым смехом.
Гость
Доместико отдали в распоряжение Шавоя. Теперь еду и смоченные настоями повязки приносил мальчик. Не зная, о чем общаться со слугой-сиротой, тем не менее, Шавой умудрялся проговорить с мальчиком несколько часов кряду. Лишенный видимого мира, он взахлеб пил его звуки.
Несколько раз он посылал мальчика на улицу Ремесленников. Туда, где когда-то стоял его дом и мастерские, в которых он трудился.
Словно посылал в прошлое.
Со второго раза мальчику удалось найти железный шкаф и вскрыть защитные механизмы — Шавой потратил не один час, объясняя, что требовалось сделать: сначала надавить на большой рычажок, откинуть носок стопора, удерживая подпружиненный цилиндр, четыре раза провернуть по часовой стрелке… Иногда было трудно подобрать нужные слова, натыкаясь на рифы скудного словарного запаса паренька.
Но Доместико справился. Каждый раз по возвращению от него пахло гарью, а старуха постоянно кричала, чтобы он брал тряпку и принимался за изгаженные сажей полы.
Шавой требовал внимания к деталям, и — судя по докладам Доместико, — шкаф не пытались взломать: ни царапин, ни вмятин. Обожженный кусок металла. Сбережения Шавоя не тронули. Трясущийся Доместико (он боялся, что его ограбят по пути назад) принес в комнату мастера набитый монетами тряпичный сверток. Трактирщик взял только половину предложенных денег.
Мальчик притащил еще несколько железяк, найденных в выгоревших мастерских — практически бесполезный лом. Заготовки для клинков, детали пистолетных замков. Одно устройство Шавой узнал сразу (пальцы помнили свое детище) и приказал мальчику начистить его, а потом под чутким руководством подремонтировать и закрепить на руке Шавоя.
Скрытый под рукавом нехитрый механизм выкидного клинка вселял уверенность. Вечерами он тренировался под восхищенные возгласы Доместико и стоны расщепляемого дерева. Пришлось оплатить трактирщику приведенный в негодность шкаф с истерзанными сталью дверцами. Делая выпады в темноту, чувствуя, как клинок кромсает дерево, Шавой находил, кого представить в этой темноте.
И пускай мишени — всего лишь люди без лиц.
С шумом отворилась дверь.
Подкованные железом каблуки стукнули о деревянный пол.
— Так вот для кого ты рыскал по углям, маленький оборванец, — сказал незнакомец. — Выжил-таки, оружейник.
Шавой узнал этот голос. Его затрясло.
— Ты.
— Мастер, кто это?
— Ваш проводник на небеса, если вы заслужили их, — сказал незнакомец. — А я думал, что остаться в этой дыре и понаблюдать за твоим домом — дурацкая идея. Ошибался. Подстраховка, как говорится…
Голос оборвался. Шавой услышал рычание Доместико, потом удар и звук падающего тела.
Мальчик заскулил.
— Вот гаденыш! Укусить меня хотел?! А ну ползи к калеке!
Шавой встал.
— Зря ты впутал сюда мальчишку, зря посылал его на пепелище, — более спокойным голосом произнес незнакомец. — Надо было сразу тебя убить.
— Надо было, — тяжело сказал Шавой. — Кто ты? Почему вы сделали это со мной?
Утробный смех вместо ответа.
— Хочешь, чтобы я исповедовался?
— Хочу, чтобы ты умер.
— Когда-нибудь твое желание сбудется. Все мы смертны.
— Мастер, у него что-то в руке!
Снова тот же смех.
Шавой шагнул на него.
— Не советую. Знаешь, на что смотрит мальчишка? Ах да, увидеть тебе не удастся. — смешок. — Я подскажу. Пистолет с колесцовым замком. Знакомо? Ты ведь поучаствовал в изобретении этого шедевра, я прав? Смею заметить, очень удобная вещица, намного приятней фитильного, не надо держать под рукой открытый огонь. Что ж ты. Сидел бы тихо, не высовывался! Не ценишь сохраненную жизнь, оружейник. Я застрелю тебя из твоего же детища, а потом задушу мальчишку. И со спокойной совестью покину этот проклятый городишко, эту навозную яму, с ее дневными кострами и ночными тварями, скребущимися в двери. Что скажешь напоследок?