Медичи

Не случайно понтификат Льва X называли Золотым веком. За семь лет, когда Папа преимущественно стремился сохранить политическую власть, были истрачены три бюджета: предшественника Папы, его собственный и его преемника. Когда после смерти Льва X в 1521 году подсчитали ватиканские должности, которые можно было купить во время его понтификата, вышло 2150. Торгуя этими должностями, Папа сумел получить до трех миллионов дукатов. Деньги нужны были ему не только для завершения строительства базилики Святого Петра, но и для того, чтобы оделять всех щедрыми дарами, а порой и для того, чтобы швырнуть в толпу горсть серебряных монет. Как заметил один флорентиец, легче было бы заставить камень подняться в воздух, чем этому Папе удержать в руках 1000 дукатов.

У Льва X были непропорционально большая голова и короткие худые ноги. Он не расставался с богато украшенным моноклем, который компенсировал ему сильную близорукость. Также не способствовала его достоинству манера передвигаться, которая скорее напоминала семенящую походку ребенка, чем величественную поступь. Словом, он был уродлив. «Он с наслаждением предавался утехам плоти. Любил мальчиков и обожал ликеры. Однако он был обаятелен. Голос у него был мягкий, приятный, он был говорлив и остроумен, часто громко смеялся. Казалось, что он решил провести жизнь в счастье и радости, отметая прочь все, что могло бы нарушить это состояние. Он не упускал ни единой возможности повеселиться или пошутить, часто развлекая себя созерцанием предметов искусства, рассказыванием историй или пением», — так утверждал его современник, писатель Паоло Джовио. Еще он любил поэзию и охоту. Последнее по причине его слабого зрения выглядело так: пойманного в сеть кабана подтаскивали к Папе, который в одной руке держал копье, а другой прижимал монокль к прищуренному глазу.

Времена Льва X в Риме приводят на память слова Боккаччо: «Если хотите обратить еврея, пошлите его в Рим. Обычаи папского двора, несомненно, убедят его принять веру, которая в состоянии выдержать такой стыд». Понтификат Льва X большинству его современников напоминал эпоху римских цезарей. Когда Джованни вступал в ряды коллегии кардиналов, его отец, уже сраженный смертельной болезнью, советовал ему в письме-завещании: «Деньги свои трать лучше на достойное содержание конюшни и усердных слуг, чем на развлечения и пышность (…) Шелка и драгоценности ныне тебе не пристали, собирай лучше древности и ценные книги. (…) Вставай рано, заботься о здоровье». Будучи кардиналом, Джованни следовал всем этим советам, став Папой — забыл о них напрочь. Прекрасная Изабелла д’Эсте вспоминала один вечер: «Вчера его милость Лоренцо Медичи принимал нас на обеде в своем доме. Там мы были свидетелями ошеломляющего боя быков, в котором было убито четыре этих прекрасных животных. С наступлением сумерек на какие-то три часа мы предались удовольствию танцев. На балу присутствовали кардиналы Арагон, д’Эсте, Петруччи и Чибо, все в масках, однако ужинавшие с нами кардиналы Биббиенэ и Корнаро не закрывали масками свои лица. Были с нами также сестры Папы и его племянник. Позднее мы приступили к продолжавшемуся около двух часов необычайно изысканному пиршеству, после чего вновь занялись танцами, которыми наслаждались до восьми часов».

Лев X прославился расточительностью. Пожалуй, любимым его блюдом были павлиньи язычки. Однако, согласно традиции Медичи, он был ценителем искусства. Коллекционировал Папа в основном манускрипты, существенно обогатив ими библиотеку Ватикана. Благодаря его живому интересу к античности в Риме удалось сохранить много полуразрушенных памятников. Специальные полномочия по надзору за раскопками получил Рафаэль Санти, ставший одним из главных глашатаев величия Медичи. Микеланджело также обрел в Папе щедрого мецената. Обладая всесторонними познаниями в различных областях классических наук, Папа привлекал сотрудников исключительно среди тех, кто разделял его интересы и был верным другом семьи. Он посвящал больше времени чтению произведений античности, чем Священного писания. Быть может, слова, небрежно оброненные в беседе с государственным секретарем Пьетро Бембо: «Какой же доходной оказалась эта сказка о Христе», — были чем-то большим, чем шутка?