Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Впрочем, в те времена управлять тосканцами было нетрудно: кипящий страстями город Фаринаты дельи Уберти и Ринальдо дельи Альбицци исчез без следа, подобно тем древним городам, которые были погребены под пеплом и на месте которых отстроили новый город, а они из глубины своей могилы не напоминали о себе ни единым движением, ни единым вздохом; так что со времени правления Фердинанда I у Тосканы, если можно так выразиться, больше не было истории. Так Рейн, начав свой бег среди ледников и потухших вулканов, низвергнувшись с огромной высоты в Шаффхаузене, прокатив свои сумрачные, грозные, ревущие воды через теснины подле Бингена, среди крутых утесов Драхенфельса и возле скалы Лорелей, разливается широкой, спокойной, прозрачной волной на равнинах близ Везеля и Нимвегена, чтобы затем, даже не достигнув моря, затеряться в песках вокруг Горинхема и Вудрихема. Надо полагать, что в своем нижнем течении он безопаснее и приносит больше блага; однако люди стремятся увидеть лишь его истоки, его водопад и часть русла между Майнцем и Кёльном, где он с такой неукротимой силой прорывается сквозь безжалостно сжимающие его берега.

И потому на протяжении всех долгих лет своего царствования великий герцог Фердинандо II заботится о том, чтобы сохранить мир, но не в собственном государстве, а у своих соседей; он защищает герцога Неверского от гнева императора Фердинанда; изо всех сил пытается помочь герцогу Одоардо Пармскому сохранить его владения; защищает Луккскую республику от посягательств Урбана VIII и его племянников; старается примирить герцога Фарнезе и папу и, наконец, выступает посредником между Александром VII и Людовиком XIV; так что если порою он все же готовится к войне, то лишь с одной целью — любой ценой сохранить мир: только ради этого он восстанавливает военный флот, затевает бесконечные маневры войск и заканчивает возведение укреплений в Ливорно и Порто Феррайо.

Все остальное его время отдано наукам и искусствам. Галилей — его наставник, Карло Дати — его оракул, Джованни да Сан Джованни и Пьетро да Кортона — его фавориты, кардинал Леопольде — его соревнователь. В Тоскану приглашаются ученые, литераторы и художники со всего света; и не вина этих двух братьев, по сути вдвоем управлявших государством, если Италия стала оскудевать талантами, потому что она была уже чересчур дряхлой, а другие государства плохо откликались на их призыв, потому что были еще слишком молоды.

Вот что Фердинандо и Леопольдо сделали для науки.

Они основали Академию дель Чименто, назначили содержание датчанину Николаусу Стенону и фламандцу Тильману Трутвину; вместе с тем они сделали богатым человеком Эванджелисту Торричелли, последователя Галилея, и пожаловали ему золотую цепь с медалью, на которой было выбито: «Virtutis praemia»;[9] они помогли механику Джованни Альфонсо Борелли с изданием его сочинений; они назначили Франческо Реди своим главным придворным медиком; они определили пенсию Винченцо Вивиани, чтобы он мог спокойно, не отвлекаясь на заботы о хлебе насущном, заниматься математическими расчетами; наконец, они учредили ученые сообщества в Пизе и в Сиене, чтобы Тоскана, по слабости своей вынужденная играть в европейских делах лишь второстепенную роль, могла бы зато стать научной столицей мира.

Вот что они сделали для изящной словесности.

Они приняли в круг своих ближайших друзей (а для бескорыстного, но тщеславного племени поэтов это и поощрение, и награда) Габриелло Кьябреру; Бенедетто Фьоретти, автора «Proginnasmi poetici»;[10] Алессандро Адимари, автора поэтических переводов Пиндара; Джироламо Бартоломеи, автора поэмы «Америка»; Франческо Роваи, автора сборника «Канцоны», и Лоренцо Липпи, автора «Мальмантиле». Их частыми гостями были Антонио Малатести, Джакопо Гадди, Лоренцо Панчатики и Фердинандо дель Маэстро, которых кардинал Леопольдо сделал своими камергерами, а также Лоренцо Франчески и Карло Строцци, которых Фердинандо сделал сенаторами; всех этих людей братья вызывали к себе в любое время дня, даже в часы трапезы, чтобы, как они выражались, разом напитать и свой дух, и свое тело. Это и дало Луиджи Ручеллаи повод сказать в надгробном слове великому герцогу Фердинандо II: