Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

На стороне Дугласов и графов Кроуфорда и Росса стояло так много могущественных баронов, что какое-то время Яков II раздумывал, не стоит ли ему покинуть шотландский трон, служивший скрытой целью всех этих лиг, и укрыться во Франции. Однако его двоюродный брат Кеннеди, архиепископ Сент-Эндрюсский, один из мудрейших людей той эпохи, остановил его, напомнив ему притчу о связке стрел. В итоге король принял решение покончить с лигой, уничтожая одного барона за другим, подобно тому, как архиепископ на глазах у него покончил со связкой, ломая стрелу за стрелой.

Яков II, разбиравшийся в политике куда меньше, чем в военных делах, поручил вести эти переговоры архиепископу, и достойный прелат так преуспел в них, что привлек на сторону короля не только знатный род Гордонов, главой которого был Хантли, но и графа Ангуса, происходившего из младшей ветви Дугласов и из-за цвета волос прозванного Рыжим Дугласом, в то время как Джеймса, по сходной причине, прозвали Черным Дугласом. Между тем бытовало старинное предсказание, согласно которому старшая ветвь Дугласов могла угаснуть лишь в том случае, если против нее выступит младшая ветвь, и сокрушить Черного Дугласа способен был только Рыжий Дуглас. Предсказание было совершенно ясным, и начиная с того времени дело старшей линии Дугласов считали проигранным.

После этих лордов изъявить покорность в свой черед решил и граф Кроуфорд. Но так как в минуту гнева Яков II поклялся, что не будет ему покоя до тех пор, пока самый верхний камень замка Финхейвен, постоянной резиденции графов Кроуфордов, не обратится в самый нижний, другими словами, пока их замок не сровняют с землей, то, сколь бы приятным ни было королю это смирение, он оказался в весьма затруднительном положении, зажатый между собственной клятвой и опасением разгневать графа, поставив условием его помилования разрушение лучшей крепости Кроуфордов. Но архиепископ Сент-Эндрюсский, славный кузен короля, вызволил его и из этого затруднения, дав Якову I совет, которому тот поспешил последовать.

Король сообщил Кроуфорду о своем скором приезде в замок Финхейвен и, доверившись чистосердечию графа и не желая пугать его, согласился взять с собой лишь дюжину вооруженных солдат. Кроуфорд, не зная причины этого визита, на всякий случай встретил Якова II так, как надлежало встретить короля, то есть с необычайным радушием. Но, прежде чем вкусить что-либо в доме своего вассала, король поднялся на самую высокую башню замка и, отыскав на вершине одного из ее зубцов отколовшийся от него камешек, бросил его в ров, так что самый верхний камень замка сделался самым нижним. Исполнив, следственно, свою клятву, причем так, что, в конечном счете, это должно было быть угоднее Господу, чем если бы она была соблюдена со всей неукоснительностью, Яков II вместе с лордом Кроуфордом, в полном удивлении следовавшим за ним, не ведая, что означает эта церемония, спустился вниз и уже без всяких угрызений совести сел за великолепный пиршественный стол, который был ему приготовлен.

Несмотря на эти измены, Джеймс Дуглас был все так же настроен сражаться, ибо у него оставалось еще немало могущественных союзников, в том числе и Джеймс Гамильтон, тот самый, кто в Стерлинге получил от Ливингстона благодетельный тумак, спасший ему жизнь. Так что Дуглас собрал войско численностью около сорока тысяч человек и двинулся на выручку замку Аберкорн, который принадлежал ему и который от имени короля осаждали графы Оркни и Ангус. Король, со своей стороны, двинулся навстречу ему, располагая примерно такой же по численности армией, и, увидев, что отряды Дугласа встали лагерем на берегу реки Каррон, остановился на другом ее берегу; так что лишь водный поток разделял две противостоящие друг другу судьбы и все понимали неизбежность битвы, которой предстояло, наконец, решить, Стюарты или Дугласы будут носить шотландскую корону, уже столько раз едва не перешедшую от одного клана к другому.

Однако добрый советчик короля не покинул его и теперь. Едва обе армии оказались лицом к лицу, он, не дав им времени сойтись врукопашную, послал секретные письма главным военачальникам, поддерживавшим Дугласа, и прежде всего Джеймсу Гамильтону, самому могущественному из них, обещая им полное прощение, если они оставят лагерь мятежников и возвратятся к повиновению королю. Но, как ни велико было желание этих военачальников уступить призыву архиепископа, они настолько крепко связали себя с Дугласом клятвенным обещанием, что не решились покинуть его в такой крайности и даже побуждали его как можно скорее дать сражение.