Медитация

— Имя, фамилия, позывной, — спросил фон Паннвиц на чисто русском.

— Павел Александрович Кузнецов, Паша, — ответил Паша, подумав, что позывного, такого, чтоб прилепился, ему так и не дали.

— Толепберген Рахимжанович Дайыров, позывной «Чингисхан», — ответил кто-то за спиной у Паши. Он повернулся и увидел какого-то маленького, но крепкого азиата. Фон Паннвиц протянул ему какой-то талон. Азиат начал расписываться в журналах. Он был в горке с нашивкой «Новороссия», разгрузке «Сплав» и шапке, натянутой на узкие глаза. Штанины залиты кровью, на обеих ногах розовые жгуты. Он немного прихрамывал.

— Они тебя не видят, ты же живой, — сказал неожиданно Чингисхан, обращаясь к Паше.

— А как ты тогда видишь? — удивился Паша.

— А я тоже курить любил, — сказал Чингисхан, улыбаясь. — И бабка у меня была шаманка… К ней даже секретарь райкома приезжал лечиться в деревню.

— Ты ж мусульманин? Почему ты в Вальхалле?

— А Райские сады это не тут… Там только те, кто на джихаде погиб. Тут есть секция для мусульман, но маленькая… Там только кальян и сладости, пару гурий каких-то стремных, скучно… Я со всеми… Сейчас пойду с нашего отряда искать кого-нибудь.

Чингисхан подошел к первому окошку, и ему выдали сухпай. На раздаче была какая-то толстая неопрятная женщина. В следующем окне такая же по виду — стопку с водкой. В третьем окне выдавали разный кайф. Валькирия, которая там дежурила, была похожа на актрису из «Бойцовского клуба». У нее были черные растрепанные волосы и черные круги под глазами. Белки глаз были красные, видно было, что она «натыканная»…

— Че там тебе, родной? — медленно протянула она скрипучим голосом.

— Мне травы, — сказал Чингисхан.

Валькирия протянула ему подмотку, завернутую в рваный лист журнала «Братишка» за 2004 год.

За Чингисханом и Пашей к окошку подошел какой-то высокий парень в бундесверовской форме с «жовто-блакитной» нашивкой и засунул голову прямо в окошко:

— Красавица, а шо… кокаин есть?

— Завтра будет, все ваши командиры разобрали.

— А шо есть такое… экзотическое?

— Винт остался, будешь брать?

— Ты бурят? — спросил Паша Чингисхана.

— Нет, я казах… Доброволец. Родители коммунисты были… СССР, все такое… Вот сюда и приехал…

Чингисхан глазами искал свободное место за столом.

— А вон там, в углу, есть место, — Паша показал на стол в углу, хотя публика там показалась какой-то стремной.

— Э-э… Туда нельзя, это законтаченный стол. Там сидят те, кто военные преступления совершил, но есть надежда, что во время Последней Битвы они искупят свою вину… А пока так…

— Ого! Это какие преступления?!

— Ну, пытал там кого-то без надобности, струсил…

Паша еще раз глянул на стол неприкасаемых. Один небритый жирный тип в кепке, похожей на ту, которую носили «упавцы», ел кашу из котелка… Когда он сильно наклонялся, то в котелок выпадал глаз, видимо, у него было какое-то ранение в голову. Жирный доставал глаз пальцами из котелка, приговаривая: «Ты дывы, яка гыдота…», вытирал его об рукав и вставлял обратно в глазницу.

— Это че, и бандеровцы тут, те еще, что ли? — спросил Паша.

— Да не, это современный… Тех, кто во Вторую мировую воевал, в отдельном бараке держат и никого к ним не пускают. Они буйные — пиздец! Сразу драться кидаются! Я деда хотел повидать, сказали: «Делай официальный запрос лучше».

— А как же Паннвиц этот? Энкэвэдэшники?

— Да их Один перебросил порядок навести, а то тут такое было… В сухпае сок не додавали, тушенку — одна банка на двоих, из кайфа только пердула какая-то и бутор…

Увидели свободное место, но там рядом сидели обгорелые экипажи боевых машин. Коричнево-черные, с белыми зубами, вонью жареной человечины и топлива. Наводчик, полностью обугленный, одной рукой кормил своего товарища — мехвода, от которого осталась одна обгорелая голова. Голова стояла на столе и что-то жевала. Зрелище даже для Вальхаллы было не очень… Решили поискать другое место.

— Слушай, а если разорвало на куски? Где они?

— Они в холодильниках специальных… Недавно валькирии нажрались и за приборами не следили, так там сломалось что-то, куски эти завонялись…

Паша и Чингис все-таки нашли место рядом с каким-то малолеткой с наушниками и дыркой в затылке. Он кивал головой, видимо, в ритм музыке и энергично ел кабачковую икру из банки. К нему подошла собака в противогазе, завиляла хвостом. «Антисанитария какая-то, коты по столам лазят, собаки везде», — подумал Паша.

Чингиз залпом выпил водку, но, когда он поставил стопку на стол — она снова автоматически наполнилась жидкостью. Он заметил, что Паша смотрит на стопку.

— Больше ста грамм нельзя посуду давать… Типа, чтоб немного страдали… Это ж как вроде чистилище… Да и не водка это, а эль… Самогон местный. Писали сколько раз обращения, чтоб спирт выдавали, но нельзя, не положено… Хорошо хоть сигареты нормальные начали давать, а не «Хама-дей».

— Слушай, Чингиз, откуда ты все это знаешь?

— Я Тайные Русские Веды читал…

— Какие еще Тайные Русские Веды? — Паша невольно улыбнулся, вспомнив, как смеялся над Сварогом, который предлагал соорудить капище за располагой.